- А у сосиски есть душа?

Помню: ноябрь-месяц. Такой, знаете, тревожный анабиоз. Ночью - подмораживает, днем – оттаивает. Туда-сюда, герой труда.

Если выйти погулять утром в парк, палые листья жестко подморожены. Идешь по ним, а они, хулиганы, оглушительно хрустят, как чипсы.

А если идешь по ним днем, ближе к вечеру, – хлюпают, вроде густого киселя.

И кора деревьев: утром – стальная, вся в зеленоватых искрах изморози, а днем, опять же ближе к вечеру, – тусклая намокшая картонка, и пахнет так же, намокшей картонкой.

Я люблю этот чипсово-кисельный, искристо-картонный ноябрь.

* * *

Этот рассказ озвучен мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/19wIWNFe5RA

* * *

Конечно, как у потомственного гипертоника, у меня башка дуреет от этих кенгуриных прыжков температуры и давления. Ходишь - то со здоровым гипертоническим румянцем во всю рязанскую рожу, то со стыдливой предынсультной алостью. Но ничего, живем пока. Хрустим палыми листьями и нюхаем мокрую кору. Потому что все это, извините за предынсультный пафос, – какой-никакой пропуск в Вечность. Это вам не какой-нибудь бренный фейсбук, запрещенный в России, или, прости, Господи, еще более бренный Трамп, пока у нас не запрещенный. Как и Шольц. Кстати, всем хочу напомнить, что Шольц – это секретарь Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны». Вот уж фильм на вечность. Согласитесь, пикантное совпадение.

Нет, тут, в парке, всё намного серьезнее, тут, как у Бориса Пастернака, «дышит почва и судьба».

Но все это – сопливая, как среднестатистическая осенняя эмгэушная студентка, лирика.

Намедни я вышел в парк прогуляться после трех пар с сопливыми студентками, которые меня на этот раз просветили на предмет того, что «Капитал» написал Ленин, а законы Хаммурапи – Конфуций.

Пошел проветриться в парк я ближе к вечеру. Прочавкал часок по палому киселю, сел отдохнуть на скамеечку на детской площадке.

На соседней скамеечке – папа лет тридцати пяти и его сын лет одиннадцати. Очень похожие: носики-утики и общая розовость, совсем не инсультная, а скорее – здоровая, советско-пионерская.

Сидят, ведут философскую беседу.

Сын:

- Пап?..

- Чего?

- Пап?..

- Ну чего папкаешь?..

- Пап?..

- О, Господи!..

- Господи, пап, любит, чтоб по три раза всё делали. Нам на «Разговорах о важном» в понедельник Кристина Валентиновна рассказывала. Так в традиционной религиозности положено. Чтоб стала святость, надо, чтоб три раза повторить.

- Ладно, согласен… Давай, излагай вопрос.

- Пап?..

- Ты для экономии – сразу три раза давай. Понял?

- Понял… Классная игра. Пап-пап-пап?..

- Что-что-что, сын-сын-сын?

- Прикольно-прикольно-прикольно, пап-пап-пап…

- Ладно, меняем код доступа.

Папа встал, воздел руки к небу:

- О, Боги Универсальной Логики и Нетленных Традиционных Ценностей, я, скудоумный московский разносчик пиццы с окладом в сто сорок тысяч рублей Аркадий Хламоедов, заклинаю вас всеми пиццами мира, будь они прокляты, и которые я разношу по восемнадцать часов в сутки, всей моей нищенской недвижимостью и всей моей неприличной зарплатой: дозвольте моему сыну Семе Хламоедову не повторять все по три раза. И да произнесет он слово один раз, о, боги, – и зачтется ему за три!.. Аминь!

- Аминь, пап… Они там услышали? Теперь раз за три?..

- Да, сынок. Услышали. Раз за три. Давай…

- Пап, первый вопрос, а почему самолеты летают, они ведь железные. Железо ведь тяжелее неба.

- Ну, там… аэродинамика и все такое…

- А что такое иродинамика?

- Это вам потом на физике расскажут…

- Ну, это когда будет?.. В девятом классе? Уже после Путина. В Конце Света. Конец Света я не хочу ждать. Ты мне сейчас объясни…

Аркадий Хламоедов на какое-то время задумался. Потом:

- Ну, аэродинамика – фундаментальный закон физики. Объяснить его трудно… Если попроще… понимаешь… аэродинамика – это когда небо любит самолеты. Понимаешь? Любит – и разрешает летать. Понимаешь?

- Да, пап, понимаю. Это примерно, как мама меня любит - и разрешает играть в Бравл Старз, а ты – маму любишь, и разрешаешь ей жрать белевскую пастилу по три пачки в день. Несмотря на то, что у нее попа, как ты вчера сказал, папа, – «два десантных парашюта»… Да, пап?

- Примерно так, сынок…

- Хотя мама у нас – нЕпись…

- О, Господи, что это еще такое?..

- Эн Пи Си, пап. Неиграбельный персонаж в играх. Наша мама вообще не про игры… Она в игры не играет. Эн пи си - это по-английски, пап, тебе не понять…

- Да куда уж… Да… С мамой пойди поиграй, откусит что-нибудь – не приклеишь…

- Пап?..

- Что?