Бумажный Слон Пётр Ильич
Гертруда Изольдовна работала в местной библиотеке. Двадцать лет бессменная библиотекарша расставляла книги на выставочных полках в холле библиотеки, подготавливала сборники: «Десять книг, без которых Вы умрёте», «Пять книг, которые нужно читать в бане», «Три книги, когда тебя нагло обманули», «Книга — незаменимый помощник при пожаре». Выдавала книги и периодические издания редким посетителям. Следила за тишиной и порядком в читальном зале. Бродила между стеллажами в книгохранилище с опахалом, смахивая пыль и паутину. Когда же все дела были сделаны, Гертруда Изольдовна садилась в уголке читального зала читать. Это было её второе увлечение.
Домой возвращалась не очень поздно — библиотека рядом с домом, всего то двадцать минут прогулочной ходьбы. Готовила ужин себе и коту. Если бы не кот, не заморачивалась бы, но этот хитрец ел только свежую еду, приходилось вставать к плите три раза на дню.
— Пётр Ильич, извольте потчевать, — кот вскакивал на стол, неторопливо обнюхивал тарелку и, преисполненный важностью, музыкально урча, ел.
Потом Гертруда Изольдовна шла в комнату. Жила она в трёхкомнатной квартире, однако мирок её постепенно сужался, была закрыта на ключ сначала одна комната, затем — другая. В жилой комнате стояло пианино, старенькое, светлого дерева. Она садилась играть и не вставала до поздней ночи. Дом был старый, стены толстые, соседи не жаловались. Гертруда Изольдовна обожала классическую музыку. Знала наизусть всего Чайковского, запросто играла Рахманинова, легонько позволяла себе экспериментировать со Скрябиным.
Она не стала великой пианисткой, даже — обычной. Как же тут стать великой? Если в городке не было музыкальной школы. Учиться поехать в большой город струсила. Играла для себя и кота, больше никто не знал об этой страсти. Музыке её научила мама, маму — бабушка. А вот она, видимо, уже никого не научит. Тридцать восемь, ни семьи, ни детей, ни мужчин. Был один как-то давно, да совсем истёрся уже из памяти, оставив лишь пятно забытой сигареты на крышке пианино.
К своему одиночеству Гертруда Изольдовна привыкла. Свыклась. Вжилась. Вросла корнями. Не напрашивалась ни к кому в гости, не зазывала никого к себе. Жила по заведённому распорядку, содержала жилище в идеальном порядке, после уборки выстраивала на кухне баночки со специями строгим рядочком. По выходным дням, если было тепло, сидела в небольшом скверике возле дома на скамейке. Останавливая любые происки мыслительной деятельности пробиться в сознание, наблюдала за попрошайками голубями, за движением солнечных теней, за плывущими облаками. Промозглые осенние и длиннотёмные зимние вечера сидела дома. Пила чай с вишнёвым вареньем или мёдом, купленных у бабулек на рынке, разучивала Шостаковича, Стравинского, Прокофьева.
Иногда в пустоте плотной заполуночной темени Гертруда Изольдовна накрывала голову второй подушкой, чтобы не разбудить спящего кота. Выла. В голос. Надрывно. Кипятком лились слёзы, отбойными молотами долбило в ушах. Непонятная, неизведанная, необъяснимая глухая тоска неукротимо поднималась из области мочевого пузыря, прорывалась в живот, выдавливалась в грудь, костлявыми пальцами сжимала горло. Кот просыпался, садился сверху на подушку, перебирал передними лапами наволочку.
Десятого июня Гертруда Изольдовна неожиданно для себя придержалась в библиотеке. За день накопились какие-то суетливые мелочи, которые не хотелось оставлять до понедельника. Как-то непривычно для себя торопливо шла домой, ощущая внутри какую-то неловкость, неудобство — словно песчинка попала в туфлю. Дома, хотя в квартире всё было по-прежнему, это ощущение не исчезло. Быстро поев, — отчего кот недовольно мявкнул — села за пианино, свой неизменный генератор спокойствия и улучшатель настроения. Как обычно, для разминки, начав с гаммы до-мажор:
«До ре мби фта силь…»
Гертруда Изольдовна, филигранно выматерившись, замерла, разглядывая тонкие пальцы. Потом осторожно нажала клавишу «ми»: «Мби-и-и».
«Мби-мби-мби-мби-мби», — палец остервенело застучал по клавише.
Молниеносно пробежав гаммой от «до» контроктавы до «до» пятой октавы, Гертруда Изольдовна выматерилась ещё раз.
— Я так и знала!
Слёзы навернулись на глазах. Мир разваливался. Рассыпался на куски и ошмётки. Пианино расстроено. Кот на кровати внимательно наблюдал за хозяйкой, а она растерянно вот уже пятую минуту кружилась по комнате, вытирая ладонью слёзы. Подошла к инструменту.
«Фта», — нет, чуда не свершилось.
В коридоре Гертруда Изольдовна взяла стопку газет.
— Дырында, откуда в нашей дыре настройщик?! — она сидела в кресле и просматривала в старых газетах раздел «Объявления».
«Очаровательный интеллигентный настройщик настроит вашу пианину или роялю». Гертруда Изольдовна сморщилась как от зубной боли. В страхе заразиться интеллигентностью, швырнула на пол омерзительную бумажку. Вскочила. На кухне долго ходила между окном и холодильником. Кот свечкой сидел на микроволновке и одними глазами следил за передвижениями. Села. Через секунду вскочила. Прошла в комнату, сделала круг. Вернулась на кухню. Открыла холодильник. Ещё один круг. Снова холодильник. Нет! Это невозможно! Тлеющая нереализованная привычка, раскаляя череп изнутри, пылала кострищем.
Гертруда Изольдовна, скривившись, кончиками пальцев подняла газету. Нашла объявление, потянулась к телефону.
— Чайники лудим, вёдра починяем, — услышала Гертруда Изольдовна, открыв входную дверь.
Интеллигентный очаровашка пришёл, как договорились, вовремя, к одиннадцати утра. Кареглазый блондин — «Крашенный», — с правильными чертами лица. Закрученные императорские усы. Подтянутый, из короткого рукава рубашки нагло выглядывал татуированный русалочий хвост. В руке красавец держал зелёный деревянный чемоданчик. Когда взгляд Гертруды Изольдовны спустился до гульфика, она запунцевалась. Мужчина, перехватив взгляд, сделал быстрое эротичное движение тазом.
— П-пётр Игоревич? П-проходите, — Гертруда Изольдовна опустила в пол глаза.
Пока Пётр Игоревич, разложив на полу инструменты, вслушивался в пианину Гертруда Изольдовна неожиданно для себя засуетилась на кухне. Зажгла газ под чайником, достала кофе — убрала, достала чай — убрала, открыла холодильник — закрыла, достала чай и кофе, из холодильника достала колбасу, сыр, масло — убрала, оставив масло. Когда чайник засвистел, Гертруда Изольдовна обнаружила, что затеяла блинчики. Сметана, творог появились на столе, потом исчезли, уступив место баночке красной икры, и снова появились, вернув икру в холодильник.
— Готово, — на кухне появился настройщик роялии, повёл носом, — о-о-о, блины.
— Блинчики.
Гертруда Изольдовна устремилась было в комнату проверить работу, но чёрные от расширившихся зрачков карие глаза Петра Игоревича примагнитили, заморозили…
Они сидели за столом, ели блинчики, пили чай. Смущённая Гертруда Изольдовна застенчиво молчала, немногословным был и Пётр Игоревич, уминал, окуная в сметану блины.
— К таким бы блинам, да икорки красной, — мечтательно проворковал Пётр Игоревич.
К икре откуда-то из глубин зелёного чемоданчика возникла бутылка красного.
И вот парочка уже улыбается, смеётся, рассказывая невинные истории, то ли выдуманные, то ли прочитанные, то ли из прошлой жизни. Раскрасневшаяся Гертруда Изольдовна смакует почти пошлые анекдоты, а Пётр Игоревич с вожделением заглядывает в её губы.
Когда появилась вторая бутылка, стулья начали стремительно сближаться, локти, ладони, пальцы — всё чаще и всё длительнее касались друг друга.
Очнулась Гертруда Изольдовна от пустоты. Пустоты внутри себя. Неощутимое давление в груди последние годы, тянущий жар внизу живота последних лет — вдруг исчезли. Вакуум. Лёгкость. Уставшее тело гудело. Налитые соком груди пульсировали. Сознание кружилось под потолком. Измождённые колени вздрагивали. Она повернула голову влево. Сломав один ус, лицом к ней спал Пётр Игоревич. В полумраке его лик был идеальным. Пылающее желание ударило в виски, Гертруда Изольдовна, сдерживая стон, поправила ус, погладила Петечку по щеке, по обнажённому плечу, талии. В голове заиграла музыка.
Осторожно Гертруда Изольдовна подошла к пианино, села на стул, открыла крышку. «Рапсодия на тему Паганини» Рахманинова в голове звучала всё громче. Она легко коснулась пальцами клавиш. Фальшивящая мелодия заполнила темноту комнаты. Резко отняла пальцы от клавиатуры:
— Лжец.
Встала, подняла ещё тёплую подушку с постели, положила на петечкино лицо, придавила всем телом.
Когда петрушкино туловище перестало дёргаться, Гертруда Изольдовна бессильно сползла на пол.
Появился куда-то исчезнувший с утра кот. Запрыгнул сверху на подушку, уселся, заперебирал передними лапами наволочку.
— Ну, что, мать, повеселимся? — Пётр Ильич легко скакнул на клавиатуру и, филигранно наступая на клавиши, заиграл третью часть «Сонаты для фортепиано № 2 си-бемоль минор» Фридерика Шопена.
Автор: Hulio
Источник: https://litclubbs.ru/duel/1899-pyotr-ilich.html
Это интересно
+1
|
|||
Последние откомментированные темы:
-
Куклачёв рассказал в интервью как продлить жизнь кошке
(1)
Bird Effe
,
28.02.2022
-
Душевные картины Валентина Губарева
(2)
Е.Коп
,
28.02.2022
-
Владелец попросил усыпить кота, похожего на шар. Но врач нашла другое решение
(1)
Валерия-спб
,
28.02.2022
-
Чем отличаются корма эконом-класса от кормов премиум
(1)
Валерия-спб
,
27.02.2022
-
Криклив и своенравен: как найти подход к «разговорчивому» коту?
(1)
Валерия-спб
,
27.02.2022
20240912210445