Автор этого повествования не лишен доли сентиментальности, которая по­зволяет ему восторгаться и умиленно вздыхать над крошечными мясистыми листиками какого-нибудь африканского «сорняка», растущего на родине там, где местное население его совсем не замеча­ет, а «уважающее себя культурное рас­тение» считает ниже собственного до­стоинства быть найденным самостоятельно.

Честно признавая за собой такой не­достаток, я буду последовательным и расскажу историю, которая произошла со мной очень давно. Это кажется мне необходимым в связи с тем, что подоб­ный сюжет во многом типичен и навер­няка,  не с одним любителем суккулентов происходило нечто подобное.

Некактус 

Было тогда автору этой статьи  чуть более 10 лет. В столь юном возрасте он уже имел за плечами несколько лет увлече­ния кактусами и сумел собрать коллек­цию, включающую около 30 различных растений, которые, по его твердому убеж­дению, являлись представителями семей­ства кактусовых. Само собой разумеет­ся, он считал себя уже вполне состояв­шимся кактусоводом.

В то время перед кактусоводами лю­бого возраста стояло две проблемы: от­сутствие информации и растений. «Со­ветское кактусоводство» задыхалось от недостатка и того и другого. Я говорю «кактусоводство», подразумевая все суккулентные растения, по той причине, что тогда коллекции были в основном сме­шанные: преимущественно кактусы, и очень немного представителей других се­мейств. Причем выбор суккулентов был случайным и совершенно не отражал бо­гатства и разнообразия форм, присущих этой группе растений.

Оговорюсь сразу, что в то время дан­ной информацией я не владел и любое растение с мясистым стеблем или листь­ями готов был отнести к кактусам.

Единственными доступными печат­ными источниками информации о люби­мых растениях тогда были журнал «На­ука и жизнь», где в специальной рубрике освещались некоторые азы культивиро­вания кактусов, и единичные статьи в «Юном натуралисте».

И вот как раз в одном из долгождан­ных номеров детско-юношеского журна­ла я увидел потрясшие мое неискушен­ное воображение фотографии цветущих кактусов. Информация, сопровождав­шая эти, на самом деле низкокачествен­ные, переснятые из зарубежных изданий изображения, была мною проглочена вмиг. Особое впечатление произвел цве­ток селеницереуса. Из пояснения в тек­сте следовало, что его размеры неверо­ятно велики и поэтому формат журнала не позволяет разместить изображение в натуральную величину (те, кто помнит, что «Юный натуралист» издавался в ви­де «карманного» журнала, подтвердят мои слова).

Селеницереус цветет

Само собой, я загорелся желанием иметь такое растение. Проблема заклю­чалась в том, что рассмотреть растение на фотографии не представлялось воз­можным, а описание его было чрезвычайно невразумительным, поэтому пред­ставление о внешнем виде этого кактуса складывалось самое расплывчатое. Из отрывочных сведений я усвоил, что как­тус удлиненный, не более пальца тол­щиной, 4—6-гранный в сечении. Доволь­но долгое время образ селеницереуса в моем сознании оставался неизменным, и в конце концов желание иметь этот как­тус в коллекции стало столь же привыч­ным, как и желание быть владельцем «всех видов кактусов».

Юношеский максимализм — вещь простительная. Но ведь я не сидел сло­жа руки, а настойчиво добивался своей цели. А что мог сделать 10-летний ре­бенок в условиях тотального дефицита абсолютно всех товаров, в том числе и кактусов, который был тогда столь при­вычным, что представить себе иную си­туацию было невозможно? Все рынки в далеко не столичном городе были иссле­дованы на предмет торговли диковинны­ми растениями. Единственный в городе цветочный магазин посещался с регуляр­ностью наступления дня и ночи, все по­доконники первых этажей были осмот­рены до нескромности тщательно. Но растений не стало намного больше.

Устав от безрезультатных поисков, я решил отправиться в путешествие. (Сей­час мне самому это кажется забавным, но тогда я имел столь сильное стремле­ние пополнять коллекцию, что, сохранись оно таким же до сих пор, я в данный мо­мент не писал эту статью, а бродил бы по безлюдным, выжженным солнцем «тро­пическим тьмутараканям» в поисках бог весть чего.) Мое путешествие представ­ляло собой поездку в областной центр, расположенный в тридцати километрах от дома. В те времена подобный путь был достаточно сложным по причине нена­дежности общественного и полного от­сутствия какого-либо другого транспор­та. Моей целью в областном центре были все те же рынки и цветочные магазины, которые просто обязаны были сохранить для меня то, чего я так жаждал. Не ста­ну описывать лихорадочные поиски этих мест, но поездка оказалась для меня бо­лее чем удачной: несколько кактусов, ко­торых в моей коллекции еще не было, я приобрел.

Особенно радовало меня то, что сре­ди «новоприбывших» оказался экземп­ляр, полностью соответствовавший тому образу селеницереуса, который продол­жал будоражить мое нездоровое по от­ношению к растениям воображение.

«Селеницереус» представлял собой небольшой кустик из темно-зеленых, даже слегка подкрашенных фиолетовым «румянцем» 4-гранных стебельков. Все они были около одного сантиметра в по­перечнике. Стебли крепко держались друг за друга почти у самой поверхнос­ти земли и каждый в отдельности уже пустил в нее свои собственные корешки. Из тех мест на стебле, где у «селенице­реуса» должна быть ареола, о которой я не имел ни малейшего понятия, колюч­ки не росли, но чешуйка, направленная вверх, с определенным допуском прини­малась за колючку, и поэтому сомнений у меня не возникло.

Пересаженное в лучшую «кактусную» землю и расположенное на самом почетном месте растение не уставало ра­довать меня интенсивным ростом новых стебельков. Под ярким солнцем, которое освещало предоставленное мне окно, ориентированное на юг, стебли вырас­тали более толстыми, чем были раньше, а фиолетовый оттенок на них казался более заметным. Но мне хотелось не этого — я ждал 40-сантиметровых цвет­ков.

Растение же цвести не хотело, как и большинство моих кактусов. Я с удо­вольствием наблюдал за их ростом: но­вые колючки на растениях появлялись уверенно и регулярно, молодые побеги вселяли надежду и оптимизм, но цвет­ков по-прежнему не было.

Должен заметить, что на том этапе требовалось проявление недюжинной отваги с моей стороны, чтобы лишить любимые растения тепла и воды на це­лую зиму. Мне было просто по-детски жаль кактусы, и я все же немного поли­вал и «чуточку согревал» их, не обеспе­чивая столь необходимого для цветения глубокого покоя в зимний период.

Лето для меня было радостным пе­риодом: растения активно развивались, а некоторые из них даже удавалось раз­множить. Я получал массу положитель­ных эмоций от ежедневного «общения» с растениями, пусть и не продолжитель­ного, ведь мой кругозор тогда не огра­ничивался исключительно кактусами: были и другие увлечения и развлечения, как и у любого ребенка. Это же необыч­ное хобби было для меня тем, что позво­ляло чувствовать себя чуточку не таким, как все. Мои друзья и знакомые не раз­водили кактусов и тем самым лишали себя ни с чем не сравнимого ощущения, которое возникало у меня при созерца­нии экзотической коллекции, располо­жившейся на подоконнике. Когда я лю­бовался причудливыми растениями, бога­тое детское воображение уносило меня в те далекие страны, где кактусы растут так, как у нас привычная для всех трава. Ощущение «близости неизведанного загадочного», которое они давали мне, было прекрасным.

Но не обходилось и без пресловутой «ложки дегтя»: отпуск родителей с обя­зательной поездкой к родственникам на несколько недель лишал меня возмож­ности общаться с любимцами.

В очередной раз кактусы остались на попечение соседки, и я с замиранием сер­дца представлял их страдания в мое от­сутствие. Обычно обходилось без проис­шествий, но только не в этот раз. Соседка угодила в больницу, и кактусы на протя­жении трех недель оказались лишенны­ми живительной влаги. Я, разумеется, находясь в отъезде, об этом не знал, ина­че родителям пришлось бы приложить немало усилий, чтобы объяснить мне, по­чему нельзя прерывать отдых из-за того, что мои кактусы не политы.

Войдя в квартиру после трехнедель­ного отсутствия, я первым делом метнул­ся к окну и едва не вскрикнул: оставлен­ные мною полными сил, блестящими и налитыми, словно маленькие арбузики, мои кактусы в результате трехнедель­ной абсолютной засухи стояли покры­тые пылью, словно тусклые и угрюмые «сморчки».

Злая участь не минула и то растение, от которого я ждал 40-сантиметровых цветков: стебельки потускнели, стали мягкими и даже слегка поникшими.

Селеницереус

Я никого не удивлю, если скажу, что первым делом полил кактусы в надеж­де компенсировать ту недополученную в мое отсутствие воду. Разумеется, лиш­няя жидкость успешно вытекала через дренажные отверстия в горшках, но мне казалось, что так я хотя бы условно ис­купил часть вины за причиненные рас­тениям страдания. В мыслях я неодно­кратно давал себе и кактусам обещание в следующий раз «серьезно заболеть», чтобы лишить родителей возможности навестить во время очередного отпуска многочисленных родственников.

Спустя несколько дней, почти отча­явшись, я стал с удовлетворением отме­чать, что мои растения оживают, а при­близительно через две недели был уже на седьмом небе от счастья: одна из мам- миллярий демонстрировала явное наме­рение зацвести — между сосочками на ее верхушке появились бутоны.

Еще больший восторг я испытал, ког­да при осмотре «селеницереуса» обна­ружил в основании одного из стеблей не­большой вырост, который тоже обещал превратиться в бутон. День ото дня уве­ренность в том, что это именно так, креп­ла. Бутон на удивительно тонкой ножке все увеличивался и вскоре стал похож на нераскрывшийся зеленый тюльпан-пе­реросток. Темпы роста были многообе­щающими, и до 40 см оставалось уже совсем немного.

В один из этих волнующих дней, по обыкновению находясь рядом с кактуса­ми, я услышал отчетливый щелчок и стал очевидцем чуда: «тюльпан-акселерат» раскрылся, сопровождая это действо ха­рактерным звуком и еще кое-чем. Пе­ред моим изумленным взором предста­ла фантастическая морская звезда. Пять лепестков оранжево-бордовой окраски с бархатистой внутренней поверхностью явно не соответствовали тому, что я ви­дел на иллюстрации. Более того, нагре­тый полуденными лучами причудливый цветок стал источать «кое-что» знакомое даже моему неискушенному обонянию — запах мертвой плоти, на который, как и полагается, стали слетаться... но внача­ле не мухи, а все домочадцы. Приговор был окончательным: такой кактус дол­жен быть если не выброшен на улицу, то немедленно выставлен на балкон, и там он будет находиться до тех пор, пока не перестанет откровенно вонять на всю квартиру. Особенно потешался над мо­ими кактусоводческими «успехами» стар­ший брат, который вначале разделял мое увлечение этими растениями, а затем по­остыл к ним.

Так что радость оказалась немного «с душком». Я ждал чуда, и я его получил, но немного не в том виде, в котором хо­телось бы. То, что это растение не селеницереус, я уже понял. Но что же это было?

Ответ я узнал спустя некоторое вре­мя. Мои мытарства в поисках новых эк­земпляров принесли существенный ре­зультат. Я нашел единомышленника, ко­торый был более опытным и намного старше меня. Услышав рассказ о воню­чем кактусе, он открыл мне удивитель­ную вещь: это, оказывается, вообще не кактус, а, скорее всего, стапелия. Такие растения безошибочно узнают по харак­терным цветкам, часто дурно пахнущим, за что их не особо жалуют любители. У моего нового знакомого раньше было та­кое растение, но ему удалось от него из­бавиться. И вообще, он «суккулентами не интересуется» — только кактусами.

Это стало для меня новостью. Ока­зывается, есть растения, которые обла­дают всеми признаками кактусов, но та­ковыми не являются. Так состоялось мое первое знакомство с «некактусами» — представителями огромной и разнообраз­ной группы растений, которую у нас ус­ловно называют суккулентами.

Стапелия

Вспоминая сейчас о том, что проис­ходило так давно, я прихожу к философ­скому заключению: человеческое созна­ние устроено именно так, что способно «втиснуть» в рамки известного и знако­мого практически все. Вещи, о которых мы не знаем, для нас не существуют, а если и существуют, то они преобразова­ны нашим сознанием в привычные зна­комые понятия. Так было и с растени­ем, которое я принял за селеницереус. Ошибка произошла только лишь пото­му, что я не знал о существовании стапелий, но имел отрывочные сведения о селеницереусе. Вполне возможно, что, прекрасно зная о стапелиях, я мог бы принять селеницереус за это растение и ожидал бы уже не 40-сантиметрового ароматного ночного чуда, а появления оранжево-бордовой дурно пахнущей бархатистой звезды, и был бы столь же разочарован своими неоправдавшимися надеждами.

Людям легче думать, что они знают все, чем оставлять в картине мира белые пятна. Объясняя вещи, нам не понятные, мы оперируем известными и знакомыми категориями. Таким образом, толкование различных явлений для нас тем прими­тивнее, чем меньшим объемом информа­ции мы располагаем. Если же не удает­ся объяснить суть предмета или явления более-менее логично, мы склонны при­писывать все проявлению божественной либо, напротив, демонической силы. И чем чаще мы прибегаем к подобным объ­яснениям, тем грустнее становится: че­ловек по-прежнему далек от совершен­ства. 

Так получилось и со мной: оказалось, что, помимо кактусов, существует огром­ная группа растений, живущих в сход­ных условиях и порой удивительно по­хожих на кактусы.

Рассказана эта история не случайно: многим начинающим любителям сукку­лентов предстоит столкнуться с такими открытиями: например, растение, отно­симое вами к кактусам, на поверку ока­жется молочаем, а то, что вы именовали толстянкой или алоэ, на самом деле не имеет к ним никакого отношения.

И на последок, несколько выводов, сделанные мной из произошедшего со мной, в те давние времена:

—                Кактусы и суккуленты — это не одно и то же. Все кактусы являются суккулентами, но не все суккуленты — кактусы.

—                Растения иногда не оправдывают наши ожидания.

—                Дефицит информации чреват заблуждениями.

Юрий Белоус