Что есть истина? Как жить, чтобы приблизиться к ней? Зачем нужны заповеди? Почему именно православие — истинная религия? Об этом и многом другом — в лекции профессора Алексея Ильича Осипова, которая состоялась 10 апреля в МГТЭ им. Баумана. 

Ну хорошо, тут такую тему объявили, а мне сказали даже заранее, и я понял, что это что-то такое чуть ли не сверхъестественное. Потому что все, кто когда-то держал в руках Евангелие, тем более, если его читал, то ведь знаете — из чьих уст прозвучал этот вопрос? Из уст римского судьи Пилата, если хотите, властителя. Властитель, который производил суд над Христом, сказал в ответ на слова: «Я есть истина» — «А что такое истина?» Христос ведь так Пилату сказал. И Пилат спросил: «А что есть истина?»

И все те, кто соприкасался с философией, особенно с философией древнего мира. Именно того мира, в котором как раз родился Христос. В это время в греческой философии, ну и в римской, естественно, это уже одна была империя, и в это именно время она находилась в кризисе. Только в данном случае это был кризис мысли. В чем он заключался? В том, что удивительным образом перекликается сейчас с нашим временем. Кризис состоял, ни больше, ни меньше, как в следующем: люди разочаровались вообще во всем. Вообще во всем.

Вопрос о критериях

Ценности? Что такое ценности? Недавно я читал одну книжку. И мне в ней понравился диалог одного французского философа с кем-то. И он говорил: «Как это нам говорят, что во Франции нет ценностей? У нас есть. Наша ценность — никаких ценностей». Замечательно. Это программа. То есть «мы выше всех».

Так невольно вспоминаются слова Дмитрия Мережковского, который как-то написал: «И зло, и благо — два пути, — ведут к единой цели Бога, и всё равно, куда идти». Изумительно, правда? Всё равно, куда идти — хоть в болото, хоть во дворец.

И действительно, то время как раз характеризовалось именно вот таким, я бы сказал, скептицизмом. И этот скептицизм, не думайте, что был просто каким-то легкомысленным, он имел очень серьезные основания под собой.

Знакомство с древнегреческой мыслью великолепно показывает, что вот эти попытки найти твердые основания жизни, которые можно было бы назвать самой истиной, ни к чему не привели. Чего только не предлагали, какие подчас гениальные идеи были, какие философы были, одни имена что стоят. Начиная с Гераклита, этого темного философа, с таких, как Сократ, как Платон, Аристотель. Это потрясающие имена. До сих пор мы читаем их и действительно удивляемся глубине их мысли. Но что они дали? Предлагают свою идею. Ну, хорошо. Вы полагаете так. А мне кажется иначе, а ему — ещё. А где критерий истинности? Где критерий правильности этих мыслей, этих идей? Где он?

Вот этот вопрос о критериях как раз и показал всю слабость не только древнегреческой философии, а, если хотите, фактически уничтожил и классическую философию всех последующих времен, включая и нашу современность. Где критерий? Этот вопрос, заданный Пилатом, был не праздный совсем и не легкомысленный. И он даже не стал слушать ответа Иисуса Христа. И так было ясно. Он немножко, видимо, был знаком, он, конечно же, знал те знаменитые слова Протагора — одного из очень громких философов Древней Греции, который классически выразил ситуацию: «Человек — мера всех вещей».

Какой человек? А любой. Нет объективной истины. Слышите? Нет её. Для каждого человека она своя. А что такое своя истина для каждого человека, представьте себе — тогда на чем же можно основывать свое мировоззрение, свою жизнь? Если хотите, свою мораль? И то, что сейчас очень любят употреблять постоянно слово, свои так называемые ценности. Где она?

Вопрос этот кажется ведь чисто философским. На самом деле, он имеет огромнейшее практическое значение. Вопрос: «Что есть истина?» — оказывается, пронизывает всю историю человеческой мысли. И, будучи основан исключительно только на рассудочном, логическом понимании того, что истина — это значит то, что есть. А что есть?

Поэтому тогда Христос предстал перед Пилатом и сказал, что «каждый от истины слушает слова Моего». Весь диалог там не передается в Евангелии, там очень кратко. И я думаю, что особого диалога там быть и не могло в такой ситуации. Но, конечно, для человека, привыкшего к такому скептическому восприятию различного рода идей и мыслей, его слова прозвучали, как пустые. Что есть истина?

Истина: не что, а Кто

Знаете, что я хочу сказать сегодня — громадная ошибка, которая была допущена и допускается до сих пор, и она будет: истина — это не что, а это Кто. По определению, представьте себе, что есть Бог. Что Он источник всего бытия. Что Он источник того, кто есть человек. В частности, его разум, его интеллект. Всего его. Если есть Бог, следовательно, где же эта твердая основа, на основании которой, на чем мы можем строить и всю свою и рассудочную деятельность, и практическую жизнь?

Он, Бог, по определению, только может быть истиной, если Он есть. Потому что Он, как вечно существующий, Он, как независимый ни от каких ситуаций нашей жизни, истории, вообще ни от чего не зависимый. А если это Он, по определению, ещё раз говорю, Бог есть истина, в таком случае, во-первых, конечно, это Кто, а не что. А во-вторых, это особенно требует размышления и рассуждения тогда, а Кто же это такой, Бог? И каким образом Он может быть тем критерием, абсолютным критерием всех наших идей, всех наших, если хотите, теорий, каким образом это может быть?

Вы знаете, разница между христианским пониманием истины и нехристианским, я бы сказал даже, не просто нехристианским, а нерелигиозным, в том и заключается, что нерелигиозное понимание истины всё сводит к чему? К чисто зрительному, логическому процессу, когда чисто совершаются некие логические операции, которые приводят человека к какому-то умозаключению. Вот, что есть истина. Это, в конечном счете, выражено в законе тождества. Если мы видим логически верные заключения, мы тогда говорим: «Да, это верно, это истинное утверждение».

Христианство говорит совсем о другом. Если истиной является Бог, Он есть основа, критерий и стержень всего, то в таком случае, вы должны подумать, Кто же эта истина, и в чем она заключается. И вот здесь мы соприкасаемся с очень удивительным фактом. Христианство утверждает, что Бог, о Котором, кажется, все народы всегда слышали (кстати, нигде не найдено было ни одного племени нерелигиозного), что этот Бог в христианстве есть не просто разум, на что делается всегда наибольший акцент. Не просто справедливость, о чем, кажется, всегда подразумевается.

Бог есть любовь

Если справедливый, то кто же? У кого искать справедливости? У Бога. Христианство говорит: «Нет». Я говорю об очень серьезных вещах. До христианства высшие достижения мысли были какие? Бог — это разум. Бог — это справедливость. Христианство сказало: «Нет». «Нет» в каком смысле? «Нет» в том смысле, что если мы это скажем о Боге, это будет нечто убогое, недостойное, ничтожное. Теперь-то мы можем понять, почему это ничтожно. Разум — компьютер. Справедливость — то же самое. Бог — это не просто разум, это не справедливость и правда. Христианство сказало то, чего никогда в истории человечества, в религиозном сознании не существовало. Бог, оказывается, есть Любовь. Слышите? Бог, оказывается, есть любовь.

Этот безграничный дух, который не имеет никаких измерений, как и всякий дух, этот источник всякого бытия, это Тот, который по определению является истиной, является Любовью. Причем хотелось бы подчеркнуть: не тот, у которого есть любовь, не любвеобильное существо, а который Сам и есть Любовь.

Мы сталкиваемся с удивительной идеей. Ведь любовь, кажется, это нравственная категория. Если хотите, духовное состояние личности. И вдруг Тот, кого мы называем, это и есть это духовное состояние, этот дух, оказывается, Он есть Бог.

Отсюда мы приходим, если мы только-только задумывались над этой удивительнейшей идеей, я пытаюсь говорить чисто внешним языком — это удивительная идея, поразительная идея, что Бог — это духовное состояние, духовная, если хотите категория. Что этот Дух — вот, кто Он есть.

Причем когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то о чем мы говорим при этом? Что, следовательно, это и есть сама сущность всего бытия. Всё это касалось истории древней мысли. Когда мы сказали, что это есть сущность всего бытия, все же понимают — ведь там же искали, в чем эта сущность бытия. Доходили до самых элементарных, кажется, даже до смешных вещей, до атомизма. То атомы являются сущностью, то другие какие различные категории.

А здесь мы, оказывается, говорим: вот, что является сущностью всего бытия, ибо Бог — Он есть сущность всего бытия. И эта сущность, это закон бытия, это сама истина. Истина есть Любовь. Такого, конечно, никогда не было. Такого никто никогда не говорил. Это совершенно, абсолютно идея настолько парадоксальная, настолько необычная, настолько, если хотите, странная для людей, которые привыкли истину искать только в области мысли, в области рассуждений, в области интеллекта. И вдруг здесь такое определение.

Более того, это определение, если мы его попытаемся отнести к практической жизни человека, то оно приводит к следующему: оказывается, отсюда следует — нет истины там, где нет любви. Почему? Если хотите в плане чисто формальном, по определению, если Бог есть Любовь, если он есть Истина, следовательно — в любых человеческих деяниях, в любых человеческих поступках, в любых импульсах человеческой души, там, где нет любви, там нет истины. Такого еще не слыхивали.

Как, я же вижу безобразное существо, какой-то человек обезображенный, больной, калека, на него смотреть страшно, Квазимодо. И что я должен сказать? Формальная правда что говорит? Ой, это ужасно безобразный человек. Формальная. Истина когда говорит? Когда мы скажем: «Вы очень симпатичный человек». Вы слышите, нет истины там, где нет любви. Вот это вот основной, если хотите, тезис христианского понимания дает потрясающее следствие, касающееся нашей постоянной жизни, постоянного нашего общения с другом, оценки всех явлений жизни, оценки всего происходящего. Вот он, где критерий.

Любовь может быть разной

Истина — это не «что», а «Кто», и этот «Кто» есть любовь. Правда, любовь может быть очень разная. Что такое любовь? О, какой вопрос непростой. Как можно здесь здорово ошибиться, когда мы говорим о любви. И мы знаем это сплошь и рядом. Это такая же тема, кажется, широкая, глубокая и распространенная, и которая буквально подчас перевертывает наш мир, потому что идет потрясающее искажение самого понятия любви, о котором говорит христианство. Оказывается, когда христианство говорит о любви, то оно показывает на примере. Пример кого? Христа. Который, будучи фактическим Владыкой мира, принес себя в жертву ради спасения людей.

Если мы обратимся к различным сторонам и различному пониманию этих состояний, которые определяются словом «любовь», то увидим, сколько здесь отклонений от этого идеала человеческой жизни, вот этой жизни. Сколько только отклонений. Эти отклонения касаются нравственной стороны, нашей душевной стороны, нашей духовной стороны, то есть постоянно мы уходим от того главного, что является действительной истиной и действительной любовью. Что же это является? Что это такое? Что это за тайна? Что это за «икс», о котором мы рассуждаем? Что это за странная истина, о которой говорит христианство?

Знаете, здесь мы видим очень интересные вещи. Один из глубоких мыслителей древности сказал: «Истина познается и приобретается по силе жизни». Причем, какой жизни? Он описывает: по силе жизни. В данном случае неслучайно употреблено слово «сила», потому что здесь речь идет о понуждении себя, об усилии к определенному направлении в жизни.

О какой любви говорит христианство? Оно говорит об этом состоянии, которое приобретается. Слышите? Не возникает, а приобретается. Это первый и самый, я бы сказал, серьезный момент, который придает возможность нам понять, о чем мы говорим. Возникающая любовь, о которой мы слышим постоянно, это явление, как говорит Флоренский, чисто космического порядка. Ну, биологического порядка. Это естественно, нормально, но это же никакого отношения не имеет к тому, о чем мы говорим, как о высшем состоянии человека.

А о какой любви говорит христианство? Оно говорит о той любви, которая приобретается уподоблением человека в своей жизни, в своих практических поступках, в своих, если хотите, мыслях и желаниях, в направлении своей воли — тому образу Бога, который дан в христианстве во Христе. Недаром всё время мы слышим одни и те же слова, когда касаемся этого вопроса, что, оказывается, для приобретения любви требуется исполнение того, что именуется заповедями. Что такое заповеди, говорит христианство?

Заповедь — изображение свойств нормального человека

Заповедь — это не закон, это не приказ, а это, оказывается, изображение свойств нормального человека, при котором в человеке возникает, если хотите, а лучше сказать — пробуждается то великое, что мы называем любовью. Только при одном условии, только приобретение исцеления, если хотите, души человеческой от того, что называется страстями, только здесь, при этом исцелении возможно изменение внутреннего состояния человека. И тогда в нем по мере этого исцеления происходит вот то преображение, которое приводит его к состоянию, именуемому состоянием любви.

Знаете, это в высшей степени особая, совершенно особая сторона жизни, о которой практически мы не думаем. Мы обычно думаем, что любовь — то, что возникает. Неверно. Возникновение — это совсем не то. Это, в лучшем случае, романтика. Любовь — это ценность, которая приобретается трудом и подвигом. Каким? Борьбы, прежде всего, со своим эгоизмом. Все понимаем, насколько это противоречит любви. Борьбы со своей неправдой, с ложью, с лицемерием, лукавством, тщеславием и гордыней.

Вы обратите внимание, о чем идет речь-то. Разве любовь невозможна там, где в человеке вот эти все свойства? Потому, что это лукавство, эта ложь, это лицемерие, этот обман и прочие вещи, эта гордыня — всё это противоречит, уничтожает, не дает возникнуть в человеке вот этому высочайшему свойству или качеству, которое именуется любовью, и которое если приобретается человеком, то действительно делает его поступки истинными, то есть соответствующими той истине, которую мы именуем Богом.

Не сила мысли, не вспотение ума приводит человека, оказывается, к познанию истины. Нет, нет. А к познанию истины человека приводит правильная жизнь. Правильная. Если хотите, слово «правильная» означает праведная жизнь. Вот, что приводит. А без понуждения себя, без борьбы со всем тем, что мы называем злом, грехом — как угодно, без очищения души — не просто внешнего поведения, а без очищения души невозможно приобретение вот этой истины, которая именуется любовью.

Почему всегда с таким благоговением, с таким уважением, с таким почитанием мы относимся к тем, кого называем святыми? Почему, когда если вдруг такой человек находился, а история Церкви это показывает, к нему люди шли? Шли за советом, шли, зная, что здесь они найдут действительно истинный ответ на те жизненные, часто практические вопросы, с которыми сталкивается человек в своей жизни. Вспомните только хотя бы нашего святого Серафима Саровского — как он встречал каждого человека, приходящего к нему, и что чувствовал человек. Он говорил: «Радость ты моя», — и человек ощущал эту любовь, с которой вдруг к нему, незнакомому человеку, обращаются. И не просто обращаются, а человек чувствовал, что это обращение от всей души, не лицемерие, не светская какая-то привычка, не так, как сейчас мы говорим: «Ой, как я вас люблю», а на самом деле терпеть не можем. Нет-нет, не об этом идет речь.

Мы все находимся вне истины

А посмотрите — что происходит с человеком, который действительно правильным путем, праведной жизнью очищал свою душу вот от этой грязи. Почему этого не бывает с другими людьми? А мы их почти не видим. Точнее, просто не замечаем. Никто не занимается своей душой. Мы занимаемся чем угодно, но не занимаемся душой. Своей душой. Это самая страшная беда, которая есть в человеческой жизни. Кажется ищем — где она, истина? Возмущаемся неправдам, несправедливостям, обманам, воровству, лжи. Человек, смотри в себя. А что у тебя? Человек, ты хочешь узнать, кто ты? Какое твое отношение к истине? Посмотри на свои мысли. Посмотри на свои желания, посмотри на свои чувства, посмотри на свои надежды. Посмотри, только сними розовые очки, пожалуйста. И если только человек на это посмотрит, тогда он поймет: «Боже мой, что же во мне творится? Что во мне за мир такой?».

Мы все находимся, оказывается, вне истины. Потому что нет в нас самого главного — любви. Ибо любовь, как пишет апостол замечательный, это вершина всех добродетелей. Вершина. Которая, знаете ли, возникает, которая созидается, которая растет в человеке по мере очищения его души, ещё раз повторяю, от эгоизма, который всех нас плющит, я не знаю как. От всех страстей, все же это понимают. В конце концов, даже от той ужасной суеты, в которой мы, как белка в колесе, вращаемся.

Невозможно возникнуть любви, невозможно иметь истину там, где душа не очищается понуждением себя к жизни. К жизни по тем нормам, которые являются истинами. Какие это нормы истинные? А почему нельзя обманывать? А почему нельзя лукавить? А почему нельзя плохо думать о ком-то? Почему? Где критерий? Мы, с другой стороны, подходим к очень-очень важному вопросу. Если мы говорим: критерий, истина — Бог, то отсюда тогда мы должны делать вывод очень честный. А какие такие основания у нас считать, что именно вот эти нормы жизни являются нормами, а не другие?

Современный человек, может быть, как никогда, оказывается перед лицом важнейшего вопроса. Ведь каждая религия, я вам скажу, предлагает свои нормы жизни. Это совершенно неверное утверждение — все религии одинаковые, все учат одному и тому же. Да ну, что вы? Это может говорить человек, который никогда не соприкасался с этим вопросом. Да ничего подобного. Но это один вопрос. А другой: а почему мы можем слушать эту религию или эту, или эту? Почему? Вопрос, я бы сказал, сейчас огромной важности — какая религия является истинной? Какая религия может показать, что она действительно свое происхождение имеет от Бога? Не утверждает, а доказывает? В наше время, еще раз повторяю, это вопрос очень и очень важный.

Очень важный потому, что сейчас буквально внедряется идея с огромной силой, и она будет всё больше и больше распространяться, что все религии, в общем то, одинаковые, у всех религий — один и тот же Бог, и неважно вообще как верить, и что вообще все вероучительные, и если хотите, даже нравственные положения относительны, условны и не имеют особого никакого значения. Об этом приходится сейчас говорить по той причине, что только одна религия имеет действительные объективные доказательства того, что ее происхождение является действительно Божественным. Не с Земли она возникла, не усилиями ума, не какими-то фантазиями и грезами, которые может себе человек придумать, нет, нет. А какое-то действительно имеет происхождение Божественное. Как ни удивительно, всего только одна религия, она имеет такие аргументы. Я говорю о христианстве.

Объективные аргументы христианства

Оно имеет объективные аргументы. Верить можно во что угодно. А почему? А почему вы считаете, что Будда — истинный, Пифагор, Заратустра, может, ещё кто-нибудь? А почему Христос? Сейчас для человека, ищущего истину, в высшей степени важно посмотреть и знать — действительно есть ли такие основания у нас для принятия веры.

Вы знаете, мы сейчас оказываемся опять в той же эпохе, когда наш предок князь Владимир выбирал веру. Правда. Я не знаю, и никто не знает, какие основные аргументы ему приводили. Летопись наша говорит очень скупо и называет только исключительно внешние вещи: наши послы были в Константинополе и были поражены богослужением, и так далее. Это чисто внешняя вещь. Поразить можно, знаете, замечательным концертом, песнями, танцами, чем угодно. Оказывается, на самом-то деле, ситуация гораздо интереснее и глубже. Христианство имеет аргументы объективные, независимые от нашей веры или неверия, которые скажут: да, здесь действительно имеем дело уже не с произведением человеческой мысли, а действительно здесь сам Бог дал эту веру.

Приведу вам хотя бы вот такой аргумент, очень важный, исторический аргумент: обратите внимание, как возникло христианство? Оно возникло с именем Иисуса Христа. Как к Нему относились? Он всю жизнь находился фактически в гонениях. Закончил свою жизнь на кресте — был распят, как последний преступник. Его ученики подверглись сразу же гонениям. Скажу вам так: все они, за исключением, может быть, Иоанна Богослова, погибли в страданиях. Всех их казнили.

«Христиан ко львам» — вот был девиз народных масс Рима. Рим издал законы, по которым христианство объявлялось религией недозволенной. Христиан искали, хватали, казнили. Причем как казнили? Почитайте, например, хотя бы известного римского историка Тацита, что он пишет. Это же просто страшно читать. Причем сам он с пренебрежением пишет о христианах, когда их хватали, в парках привязывали к столбам, осмаливали и с наступлением темноты зажигали.

Вообще, нравы, я вам скажу, поразительные. Как можно было в таком парке гулять? Как можно было веселиться? Если смотрели фильм «Камо грядеши», там очень хорошо показывают сцену, когда христиане на сцене вот так сидят, а сзади там решетки — и прыгают голодные леопарды. И сцена очень сильная, когда эту решетку вдруг поднимают постепенно, вылетают эти хищники и начинают рвать находящихся здесь христиан.

Я к чему говорю? Кто примет эту религию, скажите мне? Когда все видят, что с ним может быть, тут же вот донесут — и всё, ты казнен. Да ещё как казнен! Кто примет такую религию? Только сумасшедший.

Обратите внимание на такой исторический факт: христианство получило свободу только в 313 году. За это время были страшные волны гонений. По крайней мере, насчитывают десять очень тяжелых таких периодов, когда христианам что только ни делали, подвергали всевозможным пыткам и истязаниям. Что я хочу сказать? В 313 году, несмотря на всё это, Константин Великий вынужден был издать манифест, по которому христианство объявлялось религией законной. Вопрос возникает: каким образом появлялись, откуда появлялись эти христиане, скажите мне?

Представьте сейчас, так скажем, расстрел каждому, кто объявит себя христианином — многие пойдут ли пойдут потом? Я говорю не о тех, кто уже есть христианами, нет. О тех, которые еще не христиане, которые ищут просто истину: где же она, истинная вера, где истинное мировоззрение, где смысл жизни, где он? Слушайте, многие ли захотят принять это под страхом неминуемого расстрела? Сосед сказал — и всё в порядке. Вы слышите, какая история христианства?

Возьмите, сравните это с Буддой, например, с буддизмом. Принц, всеми уважаемый, ходит с учениками, с восторгом его принимают и приглашают, лишь бы пришел мудрец, аскет. Умирает, окруженный учениками, всё в чести, почете и славе. Так же мусульманство возьмите. Когда оно зарождалось, вы же все помните наверняка, огнем и мечом — это силой просто насаждалось мусульманство. Не удивительно, почему оно распространилось, всё понятно — это сила. А христианство? Под прессом жестоких гонений, как оно могло остаться?

Я вам скажу, просто приходится удивляться некоторым историкам, которые перед лицом такого потрясающего факта начинают, знаете ли, вот так гадать: ну, это могло быть, это что-то такое… Как могло быть? Просто невероятно — перед лицом страшной казни я приму эту религию.

Я о чем хочу сказать? Каким же образом тогда всё-таки христианство сохранилось и распространилось далее по всей Римской империи, а потом и дальше? Каким образом? За счет чего? Описывают это первые источники христианские. Возьмите «Книгу Деяний», возьмите такое очень интересное исследование «Очерки истории древней Церкви» Мансурова, где он прямо фактический материал приводит — что происходило, за счет чего христианство, будучи уничтожаемо, росло. Описывает: оказывается, эти первые побеги христианства получили потрясающие дары. От одного прикосновения больной человек становился здоровым. Проказы проходили, слепой, глухой становился зрячим и слышащим. Человек парализованный вставал.

Описывает, это потрясающие же вещи: «Слушайте, а вы знаете, где вот тот человек, кто исцеляет?» — ринется народ. Даже под страхом, знаете ли, узнать: «Где, как? Нельзя ли моего ребенка исцелить? Он тяжело страдает». Только этим можно объяснить, что христианство сохранилось в истории. Чем? Что действительно сила Божия действовала в этих людях. И приходили к ним, под страхом смерти приходили: «Ради Бога, только исцелите моего…» И сами, пораженные этими чудесными деяниями, принимали христианство. А на другой день их могли уже казнить. Только этим можно объяснить, что христианство сохранилось в истории.

Кстати, такого факта за всю мировую историю, за всю историю всех религий никогда не было, чтобы религия, которая только что возникла, и на которую обрушился меч, она не только сохранилась, но и распространилась. Я вам приведу вот этот объективный факт, исторический факт, который можно очень легко проверить, посмотреть, каждый может, у нас изданы давным-давно Академией наук сочинения Тацита, Плиния Младшего и Светония. Я называю самых знаменитых римских историков древности, которые сообщают о том, что делали с христианами. Причем часто даже они говорили, какая несправедливость, даже с сожалением говорили.

Что пишет Иосиф Флавий, это иудейский историк, это же документы, это же не фантазии, это действительно поразительный исторический факт, который заставляет задуматься, как могла эта религия сохраниться, и не только сохраниться, а распространиться и, в конце концов, в четвертом веке стать господствующей: Византия вся стала православной империей. Целый ряд ещё есть других аргументов — сильных, просто удивительно сильных аргументов. Если позволите, ещё скажу хотя бы об одном.

Спасаются не праведники

Кто спасется в любой религии? Ну как кто? Разве неясно? Тот, кто исполняет все требования. Разве это неясно. То есть кто? Праведный человек, который живет достойно. И вдруг что мы видим в Евангелии? Кто первым вошел в рай? Бандит. Бандит! Вот это да… Причем это разве единичный случай? Привели женщину, совершившую прелюбодеяние. Все говорят: «Побить её камнями!» Христос отвечает: «Кто из вас без греха — первый брось в неё камень». Ещё совесть была, разошлись. А что он говорит женщине? «И я тебя не осуждаю, только иди и впредь не греши». Вы подумайте. «Я пришел призвать не праведников», — говорит он. Вы подумайте. Причем в переводе надо было поставить кавычки. Не праведников, а грешников пришел призвать к покаянию.

Это религия, которая всё перевернула, буквально всё наоборот. Ни в одной религии такого нет. А откуда это взято? Что за странность? Как это мог разбойник первым войти в рай? Это что, насмешка какая-то? Вы подумайте, откуда такие идеи? Стоило бы человеку, который хочет узнать, где истина, подумать об этом. А если подумать о Спасителе? Кто Спаситель? Разве не ясно? Кого ждет сейчас и наш народ? Царя справедливого, который наконец-то этих мошенников и прочих поставит на место, который даст законы, поставит людей (правда, откуда возьмет, не знаю), которые будут соблюдать эти законы и наблюдать за ними.

Кого ждем? Ясно, кого — православного царя. И он всех тогда в бараний рог согнет. Ищем кого? Рим кого искал? Император едет — крики толпы: «Panem et circenses» (хлеба и зрелищ). Нового Августа (Август — это был император, при котором Римская империя приобрела особый рассвет), все ждали нового Августа.

Спаситель тот, кто даст действительно хлеба и зрелищ, даст развлечений, накормит, напоит, установит лучшие законы. Неужели непонятно, кто спаситель человечества? Любой народ спросите в любой религии. Недаром апостол Павел написал такие слова: «Мы проповедуем Христа распятого — иудеям соблазн, эллинам безумие». Неужели непонятно, что действительно иудеям — мессия, повелитель мира, а тут — Распятый. Эллинам, то есть всем другим народам, какой спаситель нужен? Только сейчас мы об этом говорили. И Он — спаситель?

Послушайте, это что такое? Можно было бы сказать: ну и подумаешь, какая-то кучка придумала. Если бы. Вы посмотрите, что эта идея спасения, о которой говорит Христос, Сам Он — каким знаменем Он стал для потрясающего множества людей. Почему стал? Не просто так поверили, а потому, что увидели, что тот путь жизни, который он предлагает, этот путь жизни действительно преображает человека и спасает его от всех гадостей.

Вот, оказывается, в чем состоит спасение. Не в том, что даст мне сейчас на несколько лет еще хлеба и зрелищ, а потом в могилу закопают. Он, оказывается, вот какое спасение дает — человеку дает исцеление, человек становится другим, человек становится богоподобным, человек становится достойным вечной жизни, таким человеком, о котором сказано: «Вы — боги, и сыны Всевышнего вы есть». К какому достоинству призывает вот этот Спаситель…

Слышите, что это за спаситель, который даст бутылку водки и хвост селедки, да? Это идеал? Или идеал, когда действительно человека преображаем, когда мы видим красоту человеческой личности, который способен отдать жизнь свою за других людей, готов всё отдать свое, лишь бы помочь другим людям, который блистает святостью и чистотою. Вот оно, спасение.

Многое мы слышали о таких вещах? В какой религии мы найдем такого спасителя? Что вы? Особенно взять Римскую империю… Римская империя была ограничена. Это тогда называлось ойкумена, кстати, отсюда — экуменизм. Ойкумена, то есть всемирная. Теперь-то мы видим, что эта всемирность была очень ограниченной. В ней никогда ничего подобного не было, ни в одной религии. Возникает вопрос: откуда это? Откуда, что это за идеи? Кто это дал? Иисус, кто это такой? О нем читаем — так Он же не учился, а откуда Он это знает, этот не учившийся? А апостол кто такой? Первый из них — Пётр. Иоанн, этот любимый ученик, когда на суде их стали допрашивать, потом вывели и сказали: «Они неграмотные». Откуда такие идеи у этих рыбаков? У этого Иисуса не учившегося? Что такое?

Боговоплощение и другие непонятные истины

А если бы вы только посмотрели, когда обратимся к христианскому вероучению, что здесь мы находим, какие потрясающие вещи. Я вам скажу, просто потрясающие вещи. Я сказал уже о том, что христианство сказало: Бог есть Любовь, чего не знали народы. Знали правду, знали меч, знали справедливого судью, но не Любовь. Любовь и справедливость — вещи совсем разные. Справедливость наказывает, а здесь любовь. А если возьмем другие идеи, которые мы видим в христианстве, догматические, если хотите, истины.

Возьмите хотя бы истину о Боговоплощении, или о Троице, хотя бы с Бога начнем. Вы подумайте только: где и когда подобное было? Мы видим, вся религиозная мысль древних народов учила сплошь и рядом триады: бог-отец, богиня-мать и божонки. А здесь что мы находим? Бог-Отец — да. А дальше кто второй? Бог-Сын. Странно. А третий? Какой-то Дух Святой. Простите, откуда это? Из каких книг? Из каких учений? Откуда это? Ну, Иисус, человек необразованный. Ну, и апостолы. Но вы посмотрите, что происходит-то, посмотрите, Кто такой Дух Святой, о котором говорим.

Пятидесятница описывает исторический же факт, то, что у нас праздник Троица. Оказывается, Дух Святой — это есть реальность, которая действительно может касаться человека, и тогда с человеком происходит нечто необычное — он получает потрясающие дары, которые поражают всех. Именно Его сошествием, этого Духа Божьего, только и утверждалась первая христианская община, которая смогла сохранить христианство, дать силу христианам, дала возможность распространению этой веры.

Троица: Отец, Сын и Дух Святой. Такого никогда не было. Это откуда ж они взялись, действительно? Откуда такая идея? Ниоткуда. Её нет. Нигде нет. Может, они где-нибудь учились там? Тайные школы какие были? Так нигде в мире этого не было. А воплощение? Боговоплощение. Вы извините, что я говорю об этих христианских истинах, но это нужно просто, чтобы увидеть, с какой религией мы имеем дело.

Боги воплощались? Ну конечно. Сколько угодно воплощались боги. Вся греческая мифология. Ну, «воплощались» — в кавычках, конечно, никаких реальных-то не было. А вся мифология наполнена этими так называемыми боговоплощениями. Ну, вспомните, тот же Зевс или Юпитер. То орлом, то золотым дождем, то каким-нибудь крылатым драконом. Мифология, конечно, показывает: бог может принять какой угодно вид, образ. Какой угодно. И может творить свою волю на Земле, как он хочет. И творили. И что творили боги и богини в роде человеческом, мы прекрасно знаем.

А что говорит христианство об этом Боговоплощении? Первое: воплощается, оказывается, не Бог, а Сын Божий — логос. Логос. Логос в переводе на русский язык — это «слово», или «ум», или «разум». Там сто значений. Оказывается, воплощается, вы подумайте, это откуда? Второе лицо Троицы воплощается, а не Бог! Причем как воплощается? Что, маску принимает для игры в нашем человеческом обществе? Нет, навеки. Не сливаясь, не образуя что-то полубога-получеловека, ничего подобного. И воплощается навсегда. Не сливаясь, не разлучаясь. Воплощается не для решения человеческих земных проблем, не для наслаждений, не для преступлений, о которых мы читаем в мифологии. А для чего воплощается? Для того, чтобы человека сделать святым. Человека святым сделать. А откуда это? Опять разводят руками.

Закон любви первичен

Кстати, в связи с этим, может быть, кто-то когда-то читал или может прочитать, если небольшая хотя бы книжечка есть, выборки из трудов Карла Маркса, Фридриха Энгельса о религии. Прочтите там. Вы столкнетесь с удивительными там фразами. Например, такая от Энгельса фраза: «Христианство возникло, вступило в резкое противоречие со всеми окружавшими его религиями». Вы слышите? Странно. В Риме был пантеон, туда сводились боги всех побежденных народов. Вообще, веротерпимость была полная. Даже иудеи, которые не делали статуй Бога, естественно, и они были терпимы.

А почему же здесь христианство оказалось подвергнуто таким гонениям? Что здесь такое случилось? Почему здесь предел этой веротерпимости вдруг мы видим? Что случилось? Мы сталкиваемся буквально просто факт за фактом, когда вот читаешь, когда сравниваешь христианское вероучение и смотришь, составляешь вот с тем, что было в границах Римской империи, чем жила религиозная мысль, каким был культ религиозный всех этих религий, какими идеалами жили люди. И когда посмотрим на то, что возвещает Евангелие, ну, знаете, одно только — можно развести руками: откуда это? Откуда это?

Ну ладно, какая-нибудь одна истина. Была россыпь таких идей, которые вообще, нигде их нет. Откуда? И вдруг эти неграмотные люди, не учившиеся, взяли — раз — и перед вами бриллианты рассыпали. Неужели это не является объективным аргументом, свидетельствующим о том, что христианство действительно является богооткровенной религией? Бог дал эту религию. А если мы это примем — то, что мы сказали? Если она действительно Божественна, следовательно — она истинна. Что есть истина? Вот, оказывается, что есть истина. Истина, оказывается, хранится вот в этой потрясающей религии, невиданной, неслыханной, в этом потрясающем образе её Основателя — Иисуса Христа, который возвестил, что истина — это не логика, не логические выводы.

К тому же, мы же знаем, что такое логические выводы. Из любой совокупности фактов, вы знаете, сколько можно построить логически правильных систем, сколько объяснений можно построить. Логически все будут не противоречивы. А истина где? Нет критериев. Здесь мы находим критерии. Если христианство действительно является истиной, поскольку дано от Бога, тогда все его нравственные ценности являются действительно ценностями, извините — употреблю философский термин, онтологическими, то есть сущностными.

На самом деле, они таковые есть. Не потому, что мне или ему, ей так кажется. Ведь любая философская система тем и страдает, что «мне так кажется»: Гегелю вот так показалось, а Канту — вот эдак. Здесь — нет. Те ценности, о которых говорит христианство, они онтологичны, сущностны. То есть они исходят от Бога, они отражают божественные свойства, и человек причастен к этому, он на это ориентируется, он к этому призывается. Вот, оказывается, с чем мы имеем дело.

Эта истина, о которой возвещает христианство, есть любовь, повторяю ещё раз. Я возвращаюсь к самому началу нашего разговора. Вот, оказывается, что есть истина — не рассудочные выводы, не напряжение нашего интеллекта, не доказанные теоремы, да нет, нет. Это любовь. Где нет любви — нет истины. Вот это догма. Вот это положение.

О, если бы только люди приняли это! Если б мы только поняли это! И поняли другое — что действительно, если Бог есть любовь, а Он и является, если хотите, сущностью всего бытия, следовательно — Он есть основной закон нашей жизни. Приходится постоянно повторять: как мы осторожны, когда дело касается закона тяготения. Мы никак не хотим прыгать с 10-го этажа сразу на асфальт туда, как хорошо, а идем по лестнице или на лифте едем. Почему вот такое? Закон тяготения — нельзя. Нельзя — погибнем или переломаем ручки, ножки, шейки. Как мы понимаем, что такое законы природы, нельзя их нарушать. Так, оказывается, самым первичным, самым главным законом нашей жизни является закон любви.

Вывод: человек, ты хочешь быть здоровым? Ты хочешь быть счастливым? Ты хочешь себе блага? Соблюдай закон любви, ибо это есть истина, а не что-то другое. Ну, правда же, как это хорошо? Вот она в чем, истина. О том, что такое истина, Кто такой истина? Бог. Какой Бог? Какой Бог? Вот Господь Иисус Христос, Который дал нам, нашему человеческому сознанию в той максимально доступной форме осязать, Кто такой Бог. Потому что дух как можно понять? Вот он, вот в образе Иисуса Христа, вот он нам показал, Кто такой Бог. Вот, оказывается, какой Бог. И этот Бог есть действительно любовь.

Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, чтобы каждый верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную.

Сам Христос и показал, и доказал, что действительно Он есть любовь, и что только исполняя этот закон, мы можем действительно быть счастливыми, мы можем быть справедливыми, мы можем быть блаженными, мы богами можем быть. Вот он, основной закон нашей жизни, вот она где, истина.

Вот если бы христианство бы принялось, если бы приняли люди христианство… Я понимаю, что мы сразу не изменимся, конечно. Что страсти в нас бушуют, это конечно. Но мы стремились бы к этому. И какое благо бы тогда было для человечества. Но реальность другая.

Итак, истина — не «что», а «кто». И она есть, истина эта, действительно Любовь с большой буквы.

Спасибо. Пожалуйста, вопросы…

Спасать всех — безумие

— Алексей Ильич, не раз бывали ситуации, когда кто-то из близких попадал в бедственное положение: наркотики, пьянство, депрессия. И думаю, что именно я могу спасти их. Правда, большого успеха мои усилия не имели, а сама я часто оказывалась утомлена и подавлена. И вот прочитала у святых отцов: «Остерегись, желая спасти ближнего, чтобы он не увлек тебя в гибельную пропасть. Последнее случается ежечасно. Отступление попущено Богом. Не покусись остановить его своею немощною рукою. Устранись, охранись от этого сам: и этого с тебя достаточно». — Святитель Игнатий.

Как же всё-таки быть? Надо ли нам пытаться спасать других, вразумлять, или следует лишь искренне молиться, а спасения ждать от Господа? Не является ли такое вот устранение проявлением равнодушия?

— Нужно понимать следующее: есть люди, с которыми мы находимся в самом тесном общении. Есть те, за которых мы ответственны, как, например, наши дети, если хотите, для детей — родители, братья и сестры, ближайшие друзья. Этих людей, конечно, мы должны просвещать, то есть говорить им, помогать им, насколько это в наших силах и разумении.

Св. Игнатий Брянчанинов пишет совершенно о другой ситуации: мы часто лезем в дела тех людей, с которыми мы не связаны, и никто нас не ставил на это, а мы начинаем. И более того, мы вообще хотим повернуть вспять, например, всю политическую систему. Но ведь, вы знаете, это целые направления мысли, целые культуры, то есть мы беремся за такие дела, с которыми, конечно, мы ничего не сделаем.

Игнатий Брянчанинов правильно пишет: «Не вздумай рукой остановить течение реки, безумно это». Вот, о чем он предупреждает. Значит, он это объясняет, мы должны делать то, что можем, в отношении тех, кому мы, если хотите, обязаны. Если же мы начнем думать, предпринимать какие-то попытки спасать всех и вся направо и налево, то мы действительно не только никого не спасем, но и сами погибнем. Вот приблизительно, так сказать, основная идея, которая говорится вот в этой его мысли.

Вы знаете, что происходит из-за тщеславия такого, когда начинаем, всех учить, всех спасать. Пусть учит тот, кто на это поставлен. А мы будем делать всё возможное только для того небольшого круга людей, самых близких, с которыми мы действительно можем ещё что-то сделать, чем-то помочь. Если мы выйдем за рамки этого, то мы и им ничего не сделаем, и себя действительно погубим. Приблизительно вот таким образом.

Свобода Церкви как путь к деградации

— Алексей Ильич, я такой вопрос хотела задать. Вот Бог — Любовь. Это замечательно. Но христианство существует две тысячи лет. И сказать, что любовь нарастает, очень трудно. Скорее, наоборот. Больше того, в советский период всё-таки отношения между людьми были лучше. А сейчас, когда христианство возрождается, то отношения, не сказать, чтобы они наполнены любовью, а скорее наоборот. Вот как Вы это видите, почему?

— Дело вот в чем. Это вопрос, который действительно возникает в сознании очень многих: что происходит с мировой историей. Знаете, любопытнейшая совершенно вещь, что великие святые, которые жили в четвертом, пятом, в шестом, седьмом веках, то есть еще в первом тысячелетии, о чем говорили? Что уже не будет таких святых, какие есть вот в данную эпоху. Афанасий Великий (вы знаете, есть такие Великие, которых Церковь так называет) говорил: «Мир пришел от тьмы к свету». Он говорил о чем? Это было язычество и так далее. Пришел свет — христианство. «А идет и закончится от света к тьме».

В чем вопрос? В чем причина? Вы знаете, происходит какое-то всё-таки вырождение человечества. Это я пытаюсь ответить. Вы знаете, возьмите, вот стоит дерево, дуб — несокрушимый, мощный. Кажется, никогда во веки веков он не упадет. Падает. Видимо, я думаю, человечество так же вырождается духовно, я уж не говорю физически, это мы все сами видим, психически — бесспорно.

Вы обратили внимание? Это и у нас, и за границей — всё большее количество психически ненормальных людей. Всё больше и больше вообще больных людей. Идет вырождение. Это вырождение касается и духовной стороны человеческой личности. В отношении того, что вы говорите, что в советское время было лучше и чище, чем даже сейчас, когда позволено Церкви возродиться, я вам скажу так: мы не знаем, когда и что лучше.

Как-то однажды мне пришлось выступать в Германии в советское время. Зал вот так, и первый же вопрос: «В Советском Союзе каково положение Церкви? Она гонима, у вас Церкви почти нет. У нас свобода христианства, мы здесь свободны, у нас Церковь свободно существует». Я им ответил: «Я сегодня зашел к вам в святыню, и у вас в храме (у протестантов, по-моему, кажется) всего 10–15 человек сидело. У нас, где, как вы говорите, Церкви нет, полные храмы, которые есть ещё. Люди стоят зимой в шубах вплотную друг к другу, стоят часами, а не сидят. И я вас спрашиваю: как вы думаете, где же больше веры и Церкви — у вас на хороших сидениях и по 5–10 человек, или у нас, когда вот стоят, как сельди в бочке?»

Я говорю: «Вы в теплой водичке здесь лежите в ванной, а мы — под холодным душем. А душ холодный лучше всего тонизирует. По крайней мере, много лучше, чем тепленькая водичка, в которой вы купаетесь». Вы знаете, просто были аплодисменты. Они не ожидали такого, и действительно так и есть. Вы знаете, Иоанн Златоуст говорит такую вещь: «Худшее из гонений», — подумайте только, — «Худшее из гонений — это отсутствие гонения». Мы расслабляемся, мы свободны. И очень легко здесь начать, знаете, ну скажем такое слово, баловаться. Вот в чем дело. А когда гонят — человек концентрируется. В церковь уже не пойдет человек просто так, а пойдет только тот, кто действительно верует, и который готов даже пострадать за свои убеждения.

Свобода Церкви, о которой так ратует весь Запад, далеко не всегда прекрасная вещь. Далеко не прекрасная. И скажу вам так: в советское время нравственность и нравственные принципы жизни ещё были те, которые были прямо заимствованы очень во многом из Евангелия. После этого теперь какие нравственные принципы в нашем обществе? Посмотрите, что творится всюду? Пропаганда чего совершается? И надо же понимать, что христиане откуда берутся? Сейчас вы подошли: «Крестите меня». — Ну, крестись, пожалуйста. «Вы немножко веруете?» — «Верую». — «Всё, порядок».

А если возьмете, например, древнюю эпоху, так там пойдет креститься только тот человек, который готов был завтра умереть в пасти льва, вот это была чистая Церковь. Поэтому, вы знаете, вот эти вот все свободы, они очень условны и очень относительны. Спасается человек, не внешне исповедуя свою веру, совсем не этим. Рассвет Церкви характеризуется совсем не количеством храмов, монастырей и школ. Церковь — это человек и христиане, и достоинство Церкви оценивается по тому нравственному и духовному состоянию, в котором находятся христиане.

Я, может быть, пессимист, но скажу вам, что, конечно, дух христианства ослабевает. Никто не хочет не только бороться с собой, но и даже говорить об этом не хочет. Я вот обращаю внимание — сколько христиан в мире, огромное количество. А попробуйте полистать интернет и найти, например, такую тему: насущные проблемы духовной жизни сегодня. Я уверен, вы не найдете. Вы найдете проблемы экономические, социальные, спортивные, молодежные, найдете фестивали, найдете конференции. Вы нигде не найдете темы, где бы занялись человеком. Я говорю о христианах, вы слышите? О христианских церквях я говорю. Нигде не найдете темы о насущных вопросах духовной жизни современного человека. Нет этого. То есть происходит вырождение христианства. Вырождение, слышите? Не возрождение, а вырождение.

Ещё вот сохраняется последнее, ещё какие-то остатки, ещё, слава Богу, у нас сейчас, например, издаются книги, святоотеческая литература. Но на фоне вот этой небольшой святоотеческой литературы сколько издается литературы совсем другого характера. Какая? Чудеса, чудеса, чудеса, чудеса — вся религия в чудесах. Фестивали, фестивали, фестивали — только одни праздники. Это что такое, простите? А вы знаете, один из святых как хорошо сказал: «Чудеса вызывают удивление, мало способствуя духовной жизни человека». Ой, исцеление. И что дальше? И дальше ничего.

Вы только посмотрите — стоят гигантские очереди подчас к некоторым святыням. А вы спросите их, с чем они стоят? Вот тысячи стоят. Спросите, возьмите диктофончик, подойдите. И вам скажут. С чем? Вы думаете, что кто-то там стоит с вопросом «как мне избавиться от тщеславия?» Да? Какие наивные. «Как мне зависть победить?» — да вы что? Нет. Стоят с другим: у меня муж загулял, у меня сыночек пьет, у меня с дочкой плохо, у меня печенка, у меня селезенка. Слышите, христиане чем заняты? Исключительно материальными вещами этой жизни. Дай нам здесь благо быстрей.

Да, у меня сегодня исцелили печенку, через год я умираю, и все мы умрем — христиане современные уже забывают о том, что смысл жизни — не здесь получить максимум всего, а подготовиться. В конце концов, мы все окажемся там, и не пора ли подумать? Но об этой стороне жизни меньше всего разговоров. Меньше всего. Мы говорим только о праздниках, мероприятиях, о социальных программах, образовании — о чем угодно, только не о душе. Только не о душе, слышите? И как в страстях находимся, и даже не знаем, как из них выйти.

А ведь есть же замечательная наука о том, как нам исцеляться от страстей. Вся суть христианства в чем? Исцеление от страстей — вот, в чем вся суть христианства. Но, увы, это становится всё меньше и меньше действительно темой наших христианских разговоров. И это беда. Поэтому христианство незаметно будет уходить.

Уже Тихон Задонский, наш святой первой половины ХVIII века, вы знаете, что писал? «Христианство незаметно удаляется от людей, остается одна внешность». Одна внешность: я православный, я хожу в храм, исповедуюсь, причащаюсь, ставлю свечки, подаю записки. Но попробуйте меня троньте — и я вам покажу тогда, какой я православный христианин, вы все взвоете. Это называется христианство… Да что проку от этих свечек? И что проку, если человек не борется со своими страстями?

Сдерживающим началом этого процесса деградации является каждый из нас в той степени, в какой он всё-таки поймет это и постарается в своей жизни сделать с собой, что может. Слышите, не с другими. Других-то мы спасем всех на свете, а с собой. Вот это будет действительно великое дело, ибо добро, в принципе, бесконечно сильнее зла. И одна спасающаяся душа принесет неизмеримо больше блага, чем если мы построим тысячи церквей. Вот так.
 

Жизнь по любви, но вне Церкви

— Алексей Ильич, находятся ли в истине люди, которые живут или стремятся жить по закону любви, но которые не в Церкви и не во Христе?

— Я ещё раз сказал, это вопрос очень серьезный, любовь — это вершина совершенства человека. Мы можем оказывать милосердие к кому-то, можем оказывать помощь, но, вы знаете, большей частью, кому мы оказываем? О чем Христос вот говорит: что «вы любите любящих вас и добро творите тем, кто и вам творит?» Я люблю человека, но только до тех пор, пока и он меня любит. Как только он меня не любит — и я его терпеть не могу. Вчера объяснялись в любви, сегодня уже разводятся. Недаром говорят, любовь эта наша — переодетый эгоизм.

Да, конечно, были в христианстве всегда люди, достигавшие любви. Но христианство — и то, я сказал, в каком состоянии находится. А оно только весь центр, я бы сказал, жизненной силы человека, направляет не на внешнюю сторону жизни, а на себя, на состояние своей души. Всё христианство, вся его задача находится в этом.

В другой религии, говорите, могут быть очень добрые люди. Могут быть прекрасные люди, я вам скажу, и я предпочту, не знаю, дружить с мусульманином и, действительно, с атеистом, чем с каким-нибудь христианином, от которого я в ужас просто прихожу.

Это степень, знаете, какая, это обычное естественное состояние нашей природы. Так же, как в Риме до сих пор стоит памятник волчице, которая вскормила Ромула и Рема. Понимаете, это естественное, так сказать, у нас природное свойство. Христианство же о чем говорит, о любви какой? Той, которой предшествует победа над своими страстями. Пока у меня непобежденный эгоизм, самолюбие, гордыня, тщеславие, вы же сами понимаете, я не могу другого человека возлюбить полностью, то есть, как следует.

Поэтому христианская любовь может быть только у христиан. Каких? Которые понимают законы духовной жизни и живут по ним. Без понимания этих законов жизни может быть просто обычное милосердие, обычное сострадание, обычная помощь и любовь, да. Но не больше. А вот та Любовь, которую мы называем Божественной, она является только следствием очищения души человека от всего эгоистичного, что в нем есть.
 

— Как идти ко спасению, но не оскверняя это спасение, этот путь своей немощью, желанием спасения? Не бояться наказания, ада, не желать духовных удовольствий, и при этом, если мы говорим о смирении, то как, видя собственную немощь, чернь, продолжать движение, как не пасть от уныния и безволия? Спасибо.

— То есть, с одной стороны, как не пожелать удовольствия, с другой стороны, как не впасть в уныние, я так понимаю, желая спасения. Я вам скажу так: когда человек тонет, захлебывается, он не думает о каких-нибудь удовольствиях, как бы хорошо, вы знаете, прекрасный стол там и так далее, правда? Он думает только об одном: как бы спастись. Поэтому когда человек действительно увидит и почувствует всю болезненность своих страстей, то в таком случае он будет желать только исцеления от них, а не стремиться к каким-то духовным наслаждениям. Это первое.

Не к духовным наслаждениям будет стремиться, а именно будет стремиться исцелиться. От зависти, представляете, не могу, у соседа лучше машина, чем у меня? Послушайте, это же умереть можно. Это ужасно. Я понимаю, что это нехорошо, что это меня мучает, я страдаю. Ничего не могу сделать. Вот когда я закричу: «Господи, помоги». Ему море по колено, а я весь зеленею. О каком наслаждении тут речь идет?

При правильном понимании этих вещей человек никогда не будет стремиться к каким-то духовным наслаждениям. Более того, предупреждаю, это смерть души, если он будет больной весь в проказе, а будет стремиться, не знаю, к чему. Поэтому первая задача, первейшая задача в духовной жизни — это что? Начать немножко видеть свои грехи. Я-то не безгрешник же, я могу перечислить немножко так. Итак, больной не может думать о наслаждениях, когда у него боль. Тонущий не думает о них.

В отношении уныния теперь. Уныние, я вам скажу, только может быть у того человека, который не понимает христианства. Я всегда знаю: первым в рай вошел бандит. Слышите? Я это знаю, вот это вера. Это какую радость дает мне, что у меня так и вот так.

Подошел корреспондент, сказал: «Скажите, ради Бога, вот меня спрашивают афганцы, они говорят: «У нас руки в крови, что нам делать? Мы теперь погибнем», — вы знаете, задают вопрос вот такой. Все на сцену выскочили, несколько десятков. Я говорю: «Передайте, пожалуйста, этим ребятам: я им завидую, они видят, что у них руки в крови, они видят, что «Какое спасение? Только погибель нас ожидает». Я говорю: «Блаженны они, что это видят. У них есть теперь путь к покаянию. А я ничего не вижу, я хорошенький, у меня и грехов почти нет. И результат — закрытые двери».

«Я пришел призвать, — говорит Христос, — не праведников, а грешников к покаянию"

. Поэтому христианство спасает человека от уныния, даже в том случае, когда действительно вот он и согрешает, и он видит. Великий? Что вы? Почему мы говорим — Спаситель? Ещё бы, ни в одной религии такого никогда не было — бандит первый в раю. Вот это Спаситель действительно. Так что не беспокойтесь. Вот так вот.

— Алексей Ильич, какой модели образования и развития мира вы отдаете предпочтение? Креационной или направленной эволюции?

— Не имеет никакого значения. Кому не жалко своей жизни — пусть занимаются, как возникает, из чего. И только одно, я знаю, для меня важно. То есть не важно, а я верю. Что источником является Бог. А как Он творит? По дням, каждый день почему-то. Этот день — 24 часа в сутки, или это целая эпоха миллионная, дал ли Он законы, по которым развивалась жизнь от одних форм к другим… Господи, да я же скоро это узнаю. Я же скоро узнаю это.

— Алексей Ильич, если православие — истинная верная религия, то почему такое огромное количество людей исповедует другие религии? Неужели столько людей находится в заблуждении, или всё-таки православие — заблуждение, ведь оно в меньшинстве?

— Ну, да… О, если бы по количеству мы судили о качестве. Конечно, я помню марксистские догмы, что количество переходит в качество. Увы, в данном случае никак не подходит этот принцип. Обратите внимание, много ли мы видим великих композиторов? Настоящих, хотя бы. Из человечества. Возьмите, сравните человечество и композиторов. Много ли великих художников? Много ли великих писателей? Так и во всем.

Христианство — это действительно ценность. И поэтому, к сожалению, немного людей находится, которые способны разумно подойти к этому, понять, осмыслить и увидеть истину, схватиться за нее обеими руками и начать жить. Вы знаете, христиане по форме ничего не стоят ведь. Как я уже говорил: сходить в храм, поставить свечку и так далее. Но это не христианство. Христианство начинается только там, где начинается борьба с моим ветхим, как говорит апостол Павел, то есть страстным человеком. А на это решиться…

Вот знаете, если б можно было сейчас провести мысленный эксперимент, вот как бы я нажимал кнопочку анонимно, я бы задал такой вопрос, начиная с самого себя, конечно: а кто принял твердое решение из вас, христиан, отныне жить только по-христиански? Начинаю смотреть ответы: никого нет. Столько христиан — и никто не принял решение. Теперь вы поняли? Очень мало христиан, вот по какой причине.

Одно дело: христианство, розовая водичка. А другое дело, когда я должен принять твердое решение: отныне всё, буду стараться, буду падать — опять буду вставать, но буду стараться жить по-христиански, насколько у меня хватит сил. Как к одному святому пришел человек, говорит: «Отче, я пал». Он говорит: «Встань». Приходит опять: «Я опять пал». — «Опять встань». — «До каких же пор?» — «До смерти». Вот почему мало христиан.

Христианство поднимает человека на какой уровень, вы подумайте только: возлюбите даже врагов. Вам сказано, помните, Христос говорит: «А я говорю вам: любите врагов ваших, добро творите ненавидящим вас, молитесь за обижающих вас». Ну-ка, ну-ка, кто это хочет? Что вы? Да это что ещё. А когда касается моего внутреннего мира, чтобы я отказался, знаете, от чего?

У Иоанна Лествичника, кто знает этого святого, эту книжку — «Лествица», у него четырнадцатое слово знаете, как называется? Я думаю, вам всем понравится. Мне, по крайней мере, очень нравится. Называется так: «О любезном для всех и лукавом владыке чреве». Что, чтоб я от него отказался? Да вы что? А зачем же тогда жить? И многое другое. Вот, почему мало христиан.

Христианство требует подвига, понимаете, над самим собой. Это ж самое страшное. Самое страшное, самое тяжелое — это борьба с самим собой. Я готов гору свернуть, а от одной грязной мыслишки не могу освободиться. «Да, бой с самим собой есть самый трудный бой. Победа из побед — победа над собою». — написал поэт. Правда же, здорово?

Молитва без поста — мыльный пузырь

— Алексей Ильич, скажите, пожалуйста, что должна я делать, чтобы Господь простил все прегрешения моих усопших родителей и принял их в Царствие Небесное?

— Ну, вы знаете, Осипов написал такую книжку «Из времени в вечность», и вот он там пишет, что нужно делать. Я читал её. И он, в частности, дает такой совет, не от себя, конечно. Он часто цитирует там и святых отцов, и, в частности, ссылается на Евангелие, где Христос говорит ученикам, которые не смогли изгнать беса из одного, а он изгнал. Ученики спрашивают: почему? И он ответил: «Сей род изгоняется молитвой и постом». И знаете, мы боремся часто, подаем записки, иногда часто молитву подменяем запиской, на это мы способны. Но совсем забываем о другом — что наша молитва только тогда приобретает действенность и силу, когда сопряжена с отдачей себя хоть в чем-то.

Вот у меня один двоюродный брат, у него дочка сломала ногу. Он священник. Так он сказал: «Я ни одного глотка теперь вина не выпью до тех пор, пока у неё эта нога не станет такой же здоровой, как и была». Он не пьяница, нет-нет. А просто взял на себя такой пост. Хоть чем-то мы должны радовать своих усопших родителей, или неважно, кого. Если действительно любите — пожертвуйте. А то мы готовы жертвовать чем угодно, кроме самих себя.

Всё, больше не буду смотреть по телевизору эти гадости никогда. Под постом что разумеется? Это какой-то подвиг, который я беру на себя ради того, чтобы моя молитва действительно была действенной. Когда же мы молимся и ничего не отрываем от самих себя, то наша молитва остается, знаете ли, такой ничтожной, мыльным пузырем. Часто: «Ой, Господи, дай, спаси…», — но я сяду за стол и покушаю, как следует. Потому наша молитва и остается такой — мыльным пузырем, и ничего не получаем. Вот так. Вы посмотрите там, мне кажется, этот, по крайней мере, момент у него интересный.

— В Евангелии сказано: «И женившийся на разведенной прелюбодействует». Почему? Как искренне каяться в таком прелюбодеянии, если мы с женой счастливы и любим друг друга?

— Неправильно понимают это место, это сплошь и рядом. Я просто удивляюсь. Действительно, диву даюсь. Там речь идет о чем: сначала об изменах и так далее. И в данном случае о чем идет речь? Какой контекст? Что если ты оказался виноват в том, что она развелась с мужем, слышите? И если ты теперь на ней женился — вот ты прелюбодействуешь. Вот, в чем суть-то текста. И это как-то просто не понимают. Вот в чем ты виноват — что ты её соблазнил, увел её от мужа. Вот теперь да, ты прелюбодей. А если когда-то она развелась, у них свои были причины, неважно, и ты теперь женился на этой женщине, никакого тут прелюбодеяния нет, конечно. Ты тут невиновен. Понятно? Вот, в чем дело. Вот ответ. К сожалению, действительно как-то не дается понимание соответствующее этому тексту.

— Алексей Ильич, как в современной жизни сопротивляться искушениям?

— Ну, нашли, кого спрашивать. Я не знаю. Вот как научусь, то тогда расскажу.

— У святителя Игнатия упоминается следующий грех или страсть: расположение к наукам гибнущего века. Как достигнуть успеха в какой-либо деятельности, а тем более в науке без расположения?

— Здесь, во-первых, я хочу сказать, что общий контекст Игнатия Брянчанинова сопряжен с монашеством. И действительно, когда монах начинает увлекаться науками, то это странно. Странно и нехорошо. Потому что монашество — это путь умного делания. То есть под умным деланием разумеется и постоянное пребывание максимально, насколько возможно, в молитве. Это монашество. Монашество без молитвы — это не монашество. Серафим Саровский так и говорил: монах, который не молится, не пребывает в молитве, — это черная дымящаяся зловонная головешка. Вот так это надо понимать.

А в отношении же не монахов, здесь речь идет вот о чем: если у человека эта профессия есть его, что называется, хлеб насущный, это та область и сфера деятельности, в которых у него действительно открыто окошко, если он может понимать и быть специалистом, развивать её, то никакого греха здесь нет. А грех когда начинается? Когда мы начинаем развлекаться наукой: и одно, и другое, и третье. Заметьте, откройте Интернет — и начинается: одно, другое, третье, десятое. Так и здесь тоже. Одно дело быть специалистом в какой-то области, изучать её, честно работать в этой области, как поручено от Бога, и другое дело — растекаться мыслию по древу. А это очень часто так именно происходит. Мы массу времени тратим на вещи, которые не относятся к нашей области деятельности.

И, наконец, последнее, что связанно с этим: чем бы я ни занимался, какой бы сферой деятельности, если я при этом забываю о самом главном, то грош цена мне. А самое главное известно: я должен, насколько это возможно, прилучаться немножко к молитве. Это крайне необходимо каждому христианину. Молитва не в том смысле, что читать вот эти вот длинные молитвы, нет же. Есть Завет отцов, молитва Иисусова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Кто мешает хотя бы несколько раз в день произнести это? Что, на это требуется время? Нет. Силы? Нет. А почему не делаем?

Вы знаете, чем бы мы не занимались, мы должны помнить, что мы христиане, и мы должны в любой ситуации, насколько это возможно, следовать исполнению заповедей и каяться в нарушениях. А не просто так, знаете ли, проходить мимо: я увлекся весь наукой, и всё, и больше мне ничего не надо. Нет. Чем бы мы не занимались, мы должны помнить, что мы христиане, и что нашей главной деятельностью является исполнение заповедей и покаяние. Этого мы должны не оставлять. Как Господь и сказал: «Это должно делать, и того не оставлять».

Так что наукой, пожалуйста, занимайтесь, но никто не мешает при этом не осуждать, не тщеславиться, не завидовать, не лукавить, не притворяться. Я с этим должен бороться или нет? Вот о чем идет речь — об этом. Нельзя распыляться и забрасывать совсем христианское делание, оправдывая себя, что будто я весь-весь занят, у меня нет времени. Сказать: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня». Нет времени? «Извини, Господи». Да? Какая чепуха. Ну, вот так приблизительно, я думаю.

— Критериями истины в естественных науках являются логичность, связность, проверяемость, классифицируемость, предсказательная сила. Каковы критерии истины от богословия?

— Хороший вопрос. Критерием истины православного, ещё раз подчеркиваю — православного богословия является согласное учение по данному вопросу святых отцов. Если есть такое согласное учение святых по данному вопросу — я говорю: это есть истина. Если нет, бывает такое? Бывает. Вот я вам только что привел. Одни отцы прямо говорят: муки будут вечные. Другие прямо рядом с ними, причем друзья, никто никого не осуждал, говорят: нет, будет у них конец. Что является истиной? Тайна.

Не знаю, чего-то мы не понимаем. Вот видите. Но есть вопросы, по которым святые отцы говорят совершенно однозначно, то есть нет больше ни слова. И тогда мы говорим: это есть истина. Ну, к примеру, первый Вселенский собор постановил, что Христос по Своему Божеству единосущен Отцу, а не подобносущен. Не подобный, а единый, в одной сущности. И это очень серьезно. То есть Святая Троица имеет единую сущность, одну, а не три одинаковые. Что Святой Дух — на втором Вселенском соборе опять-таки — является действительно Ипостасью Святой Троицы, единосущной.

Я не знаю того, кто знает, чем отличается рождение Сына от схождения Святого Духа Святой Троицы? Покажите мне этого богослова. Нет. Не понимают. Но это они говорят, значит это верно, я отступать от этого не могу, это истина.

Когда мы видим это единство, следовательно, эти святые отцы высказывали не свое предположение, не свое мнение, не то, как им кажется, а это единство свидетельствует о том, что Духом Божьим они получили это знание по данному вопросу. Этим, кстати, православие решительно отличается от католицизма и от протестантизма. В католицизме последней инстанцией и критерием истинности является Папа. Решения Папы, я вам цитирую, действительны (то есть истинны) сами по себе, а не с согласия Церкви. Слышите? Догмы не с согласия Церкви, а сами по себе.

Знаменитый богослов католический по этому поводу писал: если бы Папа зло назвал добром, а добро назвал злом, то мы должны следовать его слову, чтобы Церковь не погрешила против совести. Вы слышите? Разница есть? Ещё бы.

В протестантизме нет вообще критериев. То есть они называют критерий — Библия. Так, а мы спрашиваем тогда: простите, если Библия — критерий, то все должны быть едиными уже, а вы посмотрите — все понимают Библию по-разному, кого же слушать?

Протестантизм, возникнув в XV столетии, тут же начал рассыпаться. А почему? Потому, что они сказали: Sola Scriptura (только Писание). Никаких святых отцов. А ярким выразителем этой страшной мысли явился сам Лютер. Вы знаете, что он сказал? Ох, какую фразу. Послушать только: «Я не возношусь и не считаю себя выше докторов и соборов, но я моего Христа считаю выше всякой догмы и собора». Слышите? Я. Весь протестантизм на чем основывается? На личном мнении отдельных людей. Какой-то богослов — так, а другой — эдак.

Поэтому сейчас, вы знаете, страшно что происходит в этой области, вот эти ассамблеи всемирные. Дошло дело до того, что, например, в Австралии, я там был, православные все собрались и заявили протест буквально, потому что там уже протестанты выступили с критикой самых основных положений христианской веры. Уже Христос не обязательно Бог, а это великий человек. Не нравится? Хорошо, он великий экстрасенс, вот и всё. Слышите? Это что такое?

Вы посмотрите эти несчастные картинки, которые к нам часто приходят, Рождества Христова, где Иосиф рисуется молодым мужчиной. Ах, какая семья, святое семейство. Мы не понимаем, какое кощунство в этой открытке. Так что, Иосиф разве отец? Всё, христианства нет одним махом, если Иосиф отец. И мы часто, как глупенькие, смотрим: красивая картиночка Рождества Христова, молодое семейство, счастливая семья. До чего докатились, слышите?

В протестантизме отрицаются уже самые основные догматы христианства. Всё. В общем, это беда. Почему? А потому, что «я моего Христа считаю выше всякой догмы и соборов». Здорово, вот так. Я — моего, а он — своего, а этот — тоже своего, и пошло, и рассыпались, как горох.

Поэтому тем в христианстве и велико Православие, что оно говорит: вот наш критерий, вот он истинный — согласно учению отцов по данному вопросу, святых отцов. Есть оно? Всё — вопрос решен. Нет его? Ещё остается поле для богословских исследований. Вот так.

.

— Уважаемый Алексей Ильич, такой немножко у меня, я извиняюсь, личный вопрос. Я всегда, когда читаю Евангелие, вот это понимание Христа, не выходит из головы, как, в некоторой степени, раскольника. И вот я когда на себя перекладываю евангельские события, вот приходит человек в наше время и всё, извините, переворачивает с ног на голову. Для меня это было бы предательством веры, прежде всего, веры, в которой я была воспитана, в которой я живу. Я понимаю, что люди должны были, как в Евангелии сказано, понять его сердцем, но, опять же, критерии у всех разные, да? Разумные-то тоже должны быть какие-то критерии. Что должно было являться критерием для людей в то время, и для нас в наше время, что вот если вдруг у нас так произойдет, как мы должны будем действовать?

— Я, к сожалению, не совсем понял вопрос. Я сказал, видеть мы должны не просто сердцем, а умом понять. Мы должны твердую веру, а умом обязательно должны понять, во что я верую. А есть такая замечательная фраза: «Сердце не может долго противиться уму». Поэтому вначале надо понять, увериться в этом. И, я думаю, сердце обязательно туда двинется. А просто, знаете, так по влечению сердца можно попасть куда угодно. Это очень легко заблудиться.

— А как же для иудеев во времена Христа, когда он пришел, они должны были только сердцем его принять?

— Умом и сердцем. Он же проповедовал. Он же говорил, объяснял же им. И многие из них приняли.

— А это не было для них предательством?

— Предательством? Дело вот в чем. Как вы назовете, когда Он воскрешает четырехдневного Лазаря, когда уже окончательно ясно становится, кто Он, собирается суд, Синедрион, и постановляет: что нам делать? И решили убить и Лазаря. Это что? Это страшное дело. То есть когда уже ясно становится, что это сам Бог пришел, убить тогда и свидетеля даже, а не только Его. Христа и этого. Это, как вы думаете, отвечает (вот мы с вами сегодня об истине говорим) традиции?

Христос как говорил, обличая? Что «вы своими преданиями старцам подменили истину Божию». Ух, возмущение. В субботу исцеляет? Убить его за это. Вы слышите, что творится? Это борьба против истины. А это самое-самое важное.

Потому что традиции, действительно, могут быть какие угодно. Например, у нас придумали традицию — во время запричастного стиха, когда священство причащает, в это время начать петь концертики, чтобы, не дай Бог, кто-то помолится перед причастием. Это ж страшное дело, правда? И — концертик. Люди стоят, им уже причащаться надо, а им концертик поют. Традицией стало. Какой ужас. Так что традиции подчас бывают хорошие, а бывают дурные. А здесь шла борьба против истины, и, следовательно, это предательство Бога.

— Алексей Ильич, хочу выразить Вам свое великое почтение, Вы привели меня к Православию. Хочу Вам поклониться за то, что Вы сделали. И хочу ещё задать такой вопрос. С чем Вы можете связать то, что Христос не дал никаких правил поведения вот в этом материальном мире, более или менее четких, как, например, в ведических традициях? То есть получается, что есть очень много про духовную сферу, и это приводит нас к жизни вечной, но полное непонимание, как вести себя в этом мире. И ещё, может быть, параллельно эти лекторы говорят, что Иисус ходил в Индию. То есть я думаю, что Вы тоже можете развеять эти тонкости.

— Ну, это чепуха вообще — и в Индии, и в Японии, и чего только не придумают. Хорошо, я вам скажу так. Когда вы говорите о ведических традициях, то учтите: мы не знаем — кто и когда им положил начало. Очень возможно, что те авторы вед, которые были, тоже вначале ничего не давали. Обычаи и традиции складываются постепенно. И Христос тоже этого ничего не давал. Смотрите, уже апостолы начинают создавать эти традиции. И дальше мы видим, как идет, начинает создаваться, организовываться. Как из семени постепенно начинает вырастать дерево. И мы видим, что в Церкви очень много регламентаций.

Возьмите хотя бы только книгу правил — сколько там постановлений соборов — и Вселенских, и поместных соборов, некоторых святых отцов, в каждой даже поместной Церкви, и в русской Церкви сколько. Возьмите — до чего была замечательная у нас традиция: за столом, за обедом молчали, с благоговением все вкушали пищу. Слышите? Если кто-то засмеется — тут же ложкой в лоб. Происходило великое дело, питание. Какая была великолепная традиция. Что сделали с ней? А в монастырях? Ну, как же, за обедом, за трапезами читают Жития святых или чьи-то поучения. А что потом можно было встретить даже? Начинается монастырская даже трапеза — и музыка. Светская даже музыка, вы слышите? Идет разрушение изнутри, и оно выражается в этих внешних формах.

— Один из самых таких, я бы сказал, влиятельных, авторитетных представителей индуизма — Рама Кришна говорил: «Неважно, кто. Он один — это и Кришна, и Христос, и Будда». Слышите? А его знаменитый ученик, который ездил, кстати, по всему миру, в том числе — в Америку, тот вообще до чего дошел? Он говорил: «Отбросим все эти ваши лохмотья, душа человеческая — вот кто бог. Тело человеческое — вот кто бог. Никогда не говорите, что вы грешны. Вы сильны, вы могущественны, вы должны знать, что вы — это Он».

— Послушайте, какие вещи, просто дьявольские вещи. Вот если, я не знаю, удастся ли вам прочитать песни Синан Сары, но вы просто в ужас придете от того, что проповедуется. Это прямо сатанизм даже.

Так что, вы знаете, мы берем уже не суть этой религии, а берем некоторые, её модификации, которые здесь существуют применительно к нашей христианской психологии. И изменения происходят просто буквально на ходу, что называется. Не удивляйтесь этому нисколько. Было бы очень приятно, если бы они настолько изменились, что и Христа бы не знали, я бы тогда приветствовал. Но корни и истоки их?

Будда, например, знаете, что говорил? «Я сам всего достиг, я сам всё получил, я сам достиг нирваны. Я — Он». Ну, как вам нравится? О молитве: «Не просите ничего у молчания, оно ничего не ответит». Ведь истоки какие? Мы, к сожалению, плохо знаем подчас истоки этих течений, вот было бы здорово хотя бы взять, если вы интересуетесь, хотя бы Радхакришной, историю индийской философии. Посмотрите, он пишет некоторые такие факты, что ой-ой-ой. Так что всё очень непросто.

Христианство призывает человека к богоподобию в чем? Кстати, об одном ещё я не сказал: не может быть истинной любви там, где нет смирения. А смирение — это что? Это какое-то видение своей греховности. И, увы, неспособности победить самому в себе эти страсти. Там, где нет смирения, не может быть истинной любви. Это очень важно. В ведической традиции этого нет. Вот, в чем дело. Так что там совсем всё непросто очень.

А правила? У нас очень много правил. К сожалению, даже слишком много правил. И мы сейчас до чего дошли? Что уже у нас масленица стала чуть ли не церковным праздником. Я так и говорю: тринадесятый праздник Церкви.

Фото   Владимира Горбунова                                        

Источник: