В годовщину расстрела Мейерхольда хочу поделиться историей Зиновия Гердта
в изложении В.Шендеровича, которую очень люблю. «На дворе стоял тридцать
второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом
переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было
совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно
влюбился.Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете,
молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно
выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть
билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла.Что сказал на это
шестнадцатилетний Зяма? Он сказал: «Я вас приглашаю».
– Это невозможно, – улыбнулась милая женщина. – Билетов давно нет…
> – Я вас приглашаю! – настаивал Зяма.
> – Хорошо, – ответила женщина. – Я приду.Нахальство юного Зямы объяснялось
> дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду
> Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома.Небо услышало эти молитвы.Зяма
> изложил суть дела – он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и
> Зямина честь в руках Мастера! Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в
> нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика
> расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.И Зяма полетел в театр, к
> администратору.От содержания записки администратор пришел в ужас. Никакого
> партера, пущу постоять на галерку… Но обнаглевший от счастья Зяма требовал
> выполнения условий! Наконец компромисс был найден: подойди перед спектаклем,
> сказал администратор, может, кто-нибудь не придет…Ожидался съезд важных
> гостей. Рассказывая эту историю спустя шестьдесят с лишним лет, Зиновий
> Ефимович помнил имя своего невольного благодетеля: не пришел поэт Джек
> Алтаузен! И вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в
> партере мейерхольдовского «Леса» на юбилейном спектакле.И тут же проклял все
> на свете. Вокруг сидел советский бомонд: тут Бухарин, там Качалов… А рядом
> сидела женщина в вечернем платье, невозможной красоты. На нее засматривались
> все гости – и обнаруживали возле красавицы щуплого подростка в сборном
> гардеробе: пиджак от одного брата, ботинки от другого… По всем параметрам,
> именно этот подросток и был лишним здесь, возле этой женщины, в этом зале…
> Гердт, одаренный самоиронией от природы, понял это первым. Его милая
> спутница, хотя вела себя безукоризненно, тоже явно тяготилась ситуацией.
> Наступил антракт; в фойе зрителей ждал фуршет. В ярком свете диссонанс
> между Зямой и его спутницей стал невыносимым. Он молил бога о скорейшем
> окончании позора, когда в фойе появился Мейерхольд.
> Принимая поздравления, Всеволод Эмильевич прошелся по бомонду, поговорил с
> самыми ценными гостями… И тут беглый взгляд режиссера зацепился за
> несчастную пару. Мейерхольд мгновенно оценил мизансцену – и вошел в нее с
> безошибочностью гения.
> – Зиновий! – вдруг громко воскликнул он. – Зиновий, вы?
> Все обернулись.
> Мейерхольд с простертыми руками шел через фойе к шестнадцатилетнему
> подростку.
> – Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку…
> («Затруднительно мне было брать трубку, – комментировал это Гердт полвека
> спустя, – у меня не было телефона». Но в тот вечер юному Зяме хватило
> сообразительности не опровергать классика.)
> – Совсем забыли старика, – сетовал Мейерхольд. – Не звоните, не заходите…
> А мне о стольком надо с вами поговорить!
> И еще долго, склонившись со своего гренадерского роста к скромным Зяминым
> размерам, чуть ли не заискивая, он жал руку подростку и на глазах у
> ошеломленной красавицы брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его
> у себя… Им надо о стольком поговорить!
> «После антракта, – выждав паузу, продолжал эту историю Зиновий Ефимович, –
> я позволял себе смеяться невпопад…» О да! если короля играют придворные, что
> ж говорить о человеке, «придворным» у которого поработал Всеволод
> Мейерхольд? Наутро шестнадцатилетний «король» первым делом побежал в дом к
> благодетелю. Им надо было о стольком поговорить! Длинного разговора, однако,
> не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния были известны корифею, и
> выпрямившись во весь свой прекрасный рост, он – во всех смыслах свысока –
> сказал только одно слово:
> – Ну?
> Воспроизводя полвека спустя это царственное «ну», Зиновий Ефимович Гердт
> становился вдруг на локоть выше и оказывался невероятно похожим на
> Мейерхольда…»
> See Translation
>
Это интересно
0
|
|||
Последние откомментированные темы: