ПОДРУГА - женский журнал

Красота

С глаз долой, из тела вон!
Уважаемые читательницы! Предлагаем вашему вниманию историю нашей героини Людмилы, которая согласилась рассказать обо всем, что с ней происходило в клинике пластической хирургии. Эти уникальные материалы любезно прокомментировал ведущий хирург клиники Ростислав Валихновский.
(20 мая)

Советы

Вижу цель!
Почему попасть в яблочко мы так часто "промазываем"? Не потому, что уже нет пороху в пороховницах, и не потому, что ружье дает осечку. Просто мв не умеем ЦЕЛИться.
(20 мая)

Это - жизнь

Шоу продолжается
...Глеб думал иначе. Нельзя сказать, что он не влюбился. Влюбился, и очень, но он понимал, что его ждут другая жизнь и другие женщины. Те необыкновенные, загадочные, известные... Виденные им на экране и выдуманные еще в ранней юности, они ждали его там, в прекрасном грядущем, где не было места Лизе...
(20 мая)

Дети капитана Грина

Это было белое платье. Белое, как... Нет, оно ничем не напоминало строгость накрахмаленных медицинских халатов, холод снега и кафеля, мертвенную пудру однодневных мотыльков, скучную пенку утреннего молока... Белизна его была свежей и живой, подобно цвету жасмина под утренним лучом. А фасон - легким и точным, словно оперенье птицы. Это платье залетело сюда из небесных стран. И теперь манило, невинное и трогательное, как цветок, но цифра на ценнике говорила: "Никогда". Девушка, которая смотрела на платье, даже сглотнула слюну, словно ребенок, перед носом которого пронесли мороженое. Девушке платье было бы в самый раз. Оно подошло бы ей. Они были созданы друг для друга - платье и девушка, но их разделяло стекло витрины и еще многое-многое другое, скучное и унизительное. Она смотрела на него уже полчаса или дольше и не замечала времени. И все это время на нее смотрел мужчина и тоже не замечал времени.

Он увидел ее, когда она только появилась на прохладной еще утренней улице. Появилась гениально. Сначала прозвучало начало какой-то старой итальянской песни из ларька напротив, а потом вместе со словом "либерта", пропетым в два голоса, возникла на улице она. Гибко изогнувшись назад, поправила ремешок сандалии, постояла, вся в синеве и солнечном свете, и пошла по середине мощенной булыжником улицы. И шла она тоже гениально, случайными движениями рук и всплесками волос на плечах до слез в горле совпадая с этой песней. Мужчина всю жизнь слушал только тяжелый рок, но сейчас ему показалось, что прекраснее этой мелодии он никогда и ничего не знал. Только после, когда она застыла перед убогой, на его взгляд, витриной, он разглядел ее по-настоящему. Ударом в сердце была вся она. Ударом молодости и света, бронзовая, с иссиня-черными волосами и черными сияющими глазами, крупным, четко очерченным ярким ртом. Со страстным ожиданием чуда смотрела она на обычное платье, и все откликнулось внутри него на этот почти слышимый призыв. Случалось, что он дарил своим женщинам наряды куда дороже, но впервые в жизни ему захотелось стать соучастником чужого счастья.

"Можно, я подарю вам это платье?" Девушка безотчетно и поспешно кивнула, так кивают своим мыслям: "Да!" И тут же опомнилась, вынырнула из мира, центром которого было это белое платье, и разозлилась на себя, от злости покраснела и решительно мотнула головой так, что волосы стукнули по плечам мягкой тяжестью: "Нет, нельзя!" Она гневно отвернулась и уже пошла прочь, когда мужчина тронул ее за запястье. Прикосновение было сильным и теплым. Девушка не выносила влажные, холодные ладони: такими руками ее вечно норовили схватить наглые отдыхающие, которым казалось, что вместе с этим крымским солнцем и морем они купили и всех, кто здесь живет. Эта рука была совсем другой, и девушка глянула в лицо мужчине. Лицо ей понравилось. Лицо было правильным, с серыми глазами, упрямым подбородком, не юное, но еще вполне молодое. И вся фигура мужчины была подтянутой, сухощавой, не накачанной, а просто сильной. "Позвольте мне его купить вам", - просительно сказал он. - "Честное слово, мне ничего от вас не нужно!" Конечно, она знала, что соглашаться нельзя: это могло привести к самым неприятным и непредсказуемым последствиям. Но что-то внутри нее уже пело и лепетало, и радовалось возможности надеть это невероятное платье и хотя бы пройти в нем, ну самую чуточку пройти по улицам... А потом ведь можно будет вернуть его, просто вернуть в магазин... И она, как завороженная, вошла за ним в дверь под звон колокольчика. Через четверть часа они вышли оттуда. На девушке было белое платье и легкие золотые босоножки, а всю свою одежду она несла в пакете. Платье выглядело на ней так, словно было создано для нее, но она еще не знала этого и чуть поеживалась, и держалась скованно. Легкий ужас пополам с восторгом играл в ней. Она провела всю свою во семнадцатилетнюю жизнь в приморском городке, куда летом наезжали толпы отдыхающих, а зимой отключали электричество и заработков не было. И она прекрасно понимала, что, согласившись принять это невероятно дорогое платье, ввязывается в некую сомнительную историю, но молодость смеяла! сь над ее страхами и твердила ей: история, настоящая романтическая история - это замечательно! "Давайте знакомиться! - предложила она и протянула твердую узкую ладонь. - Дина". - "Артур", - отозвался мужчина. "Артур..." - повторила она, словно это имя сказало ей нечто важное. "А я думал, вас зовут Ассоль или Фрези..." И все ее беспокойство вмиг улетучилось. Мужчина был из тех, кто читал Грина, и словно спокойная рука погладила ее душу: все хорошо, девочка, тебя не обидят! Она засмеялась белозубо и ослепительно: "Я не умею бегать по волнам, но зато плаваю хорошо, как..." - "Лягушка!" - продолжил он. И они засмеялись уже вместе, словно это была бог весть какая шутка, Сердце ее стало радостным и веселым. "А в вашем городе, вообще-то, кормят?" - спросил Артур. "Вообще-то кормят... Даже неплохо. Пойдемте к нам. Бабушка скумбрию поджарила!" - "Обязательно пойдем есть скумбрию, но сперва куда-нибудь, где очень шикарно и откуда будет видно море и еще будет видно вас в этом платье".

Они стояли в фиолетовой тени возле магазинчика, а дальше, вокруг и вдали лежал приморский городок, со всеми своими белыми крышами, розами и олеандрами, обветшалыми виллами и той невероятной, берущей за сердце голубой пустотой, где под скалистыми обрывами угадывалось море. Отдыхающие в шлепанцах и шортах уже выползли к базарчику и на пляжи, местные толпились возле прилавков, маленьких шашлычных и на автостанции, отлавливая белокожих приезжих. И сквозь легкий шум, утренние запахи и яркие цвета Дина повела Артура в самое шикарное, по ее мнению, место - кафешку над морем. Сюда однажды ходила ее подружка Медея и целый год потом рассказывала про небывалую роскошь заведения. Там и впрямь оказалось роскошно: белые, накрытые накрахмаленными скатертями столики, цветы в вазочках, видно было море до горизонта и паруса яхт... Динка пугливо думала, что Артур возьмет шампанское, ей казалось, что именно это вино непременно требуется заказывать в таких вот роскошных местах, а от шампанского у нее щекотало в носу. Но Артур заказал себе сухого, а ей сок... Когда она мельком увидела цену этого свежевыжатого сока, ей снова сделалось страшновато. Хотя по сравнению с ценой платья это уже были мелочи... Мидии ей не понравились: сама она готовила их лучше, а вот фруктовый салат со взбитыми сливками произвел впечатление. Пока ели, перешли на "ты". Плохо было только то, что из кухни выглянула тетя Жанна, которая, оказывается, в этом году здесь работала. Черт, если бы Динка знала, уж пошла бы в другое место... Она ждала, что тетка подойдет к ней и привяжется с расспросами: как да что, да как бабушка себя чувствует, да мама давно ли писала... Но Жанна лишь стрельнула глазом, а подходить не стала. Наверное, хозяина боится. Хозяину было, конечно, все равно, кто кого к нему привел, лишь бы деньги платили...

Внутри Динки все еще пела утренняя мелодия - "Либерта, либерта". Свобода наполняла ее, как воздух. Они разговаривали так свободно и жадно, словно знали друг друга тысячу лет, но последние пятьсот почему-то не виделись... И вот встретились наконец, и спешили поведать все, все... Особенно много говорила Динка. Артуру казалось, что он заглянул в чудесную ивовую корзинку, где смешались в кучу малу сердолики, блокноты с оторванными листками, книжка забытого философа и прозрачная конфета "барбариска"... Он понимал, что к нему подступает дурацкое, невозможное счастье и необходимо было остановиться и не подпустить его к себе, потому что Артур не имел никакого права приручать эту чудесную девушку:

Артур никогда не принадлежал к племени безнадежных идиотов, что вечно раздают знакомым книги, ездят в какой-то Домбай, грустят на могиле Александра Грина и верят в то, что далеко-далеко за морем... Грина он упомянул сегодня случайно, просто было какое-то созвучие момента и из памяти выскочили читанные в отрочестве строки... Он не думал, что современные девушки читают старого, забытого писателя. Но вот Динка, оказывается, читала! И его случайное слово превратилось в волшебный ключ к ее милой юной жизни. И, конечно, Артур не станет пользоваться этим совпадением. Тем более сейчас, когда в его собственной жизни все так неопределенно и зыбко.

Еще пару месяцев назад он был хозяином серьезного дела. Все его время было посвящено работе. Жениться он как-то не собрался, тем более что женщин вокруг него было немало. Всегда находилась красавица из модельного мира или певичка из начинающих, готовая полюбить состоятельного молодого еще и приятного господина. Но как только дело доходило до претензий и выяснения отношений, Артур эти отношения прерывал: ему было гораздо интереснее заниматься своими инвестициями, чем душевными порывами симпатичных, но совершенно чужих ему дам. Он был предан только своему делу. Собственно, он и был этим делом. Потому что вложил в него свои мозги, нервы, кровь, время. А главное, свой блестящий талант организатора. Иногда ему казалось, что он кожей, каждой клеткой организма чувствует, как работает замечательная машина из тысяч людей, денежных потоков и разнородных интересов, - машина, которую он создал сам. В крупный бизнес Артур пришел не из комсомольских дискотек и экономических отделов - он немало побродяжил с геологами по разным местам. Время, благоприятствующее мужчинам-клеркам, должно было бы отвергнуть его несовременно отважный характер, но талант оказался с этим временем в ладу Он знал цену и людям, и жизни. Однажды его бросили в тайге товарищи, когда он повредил позвоночник, и только случайность сохранила ему тогда жизнь. В другой раз друг спас его во время сплава на плоту, нырнув в ледяную воду... Он искал золото и торговал женьшенем, работал спасателем и наладил фирму по выпуску отечественной диагностической аппаратуры... Дважды разорялся, но начинал все снова. В этот раз разорение было катастрофическим: спасать было нечего и незачем. Уже прошли времена, когда можно было подняться с нуля, теперь начальные вложения требовались немалые. В принципе, можно было что-то отбить, но Артур выплатил все, что должен был смежникам и пайщикам. Уже последние дни он сидел в офисе и выплачивал зарплату теперь бывшим сотрудникам. И только отдав последние деньги уборщицам и секретаршам, закрыл за собой дверь и вышел.

Потом были недели странного и сонного существования, когда он валялся на диване в квартире, где так и не сделал евроремонт, и читал старые журналы... Можно было принять предложения приятелей и партнеров, но Артур привык сам себе быть хозяином и с трудом представлял, что кто-то будет им командовать. Один раз он всерьез задумался об отъезде в Америку, где жили его родители с сестрой, но от мысли об эмиграции ему стало еще тошнее. Казалось, что звук барабанов, звучавший в его мозгу, вдруг смолк и наступила тишина. На фоне этой внутренней тишины потянулась новая неясная жизнь, Он узнал, что почем и сколько стоит жетон в метро... Сперва удивился тому, насколько дешево все в магазинах, а через две недели понял, насколько все дорого, Он быстро привык покупать себе кефир, но по-прежнему курил трубку с хорошим табаком. Были еще разные варианты, которые можно было прокрутить, были вещи, очень дорогие, которые можно было продать. Звонили знакомые и предлагали помощь. Но был потерян "драйв", чувство, которое невосполнимо ни опытом, ни профессионализмом. Он больше не хотел ничего. Что-то тошнотворное и вязкое крутилось в мозгу и мешало думать. Ощущение поражения. Словно в драке его не просто побили, но сильно унизили. А потом, всего два дня назад, он нашел в книге забытую сотку. И может быть, чтобы перебить это ощущение проигрыша, забрел в казино. Ему поперло. Трижды он ставил на "зеро" и выигрывал. Вокруг все было так, словно он и не выпадал из этой атмосферы денег и шика. Нелепая глупая и совершенно ненужная ему удача вдруг повернулась к нему, и он вышел из казино с пачкой долларов. Деньги были по его меркам небольшие - пара штук. И он вяло подумал, что можно прожить на них долго... А еще вспомнил, что сейчас лето - пора отпусков, и он вполне может махнуть куда-то на эти странные, ненужные, в сущности, деньги. Вспомнился Крым его студенческой поры, восхищение этими местами и как он любил нараспев повторять: "Таврия и Гераклея"... И как ему все казалось, что вот-вот из рыхлой красной крымской земли ! вылупится, вырастет белоснежное мраморное плечо древней скульптуры. И он рванул в Крым. И вот встретил ее, Динку:

А день только начинался, И сулил еще много всякого. На лотке они купили сизый виноград и темно-красные яблоки. И запущенным парком пошли к морю. Среди кипарисовых аллей встречались неработающие фонтаны и горнисты из гипса с отбитыми конечностями, а однажды встретился задумчивый Ильич, по-прежнему сидящий на постаменте и созерцающий нечто в зарослях можжевельника... "Здесь был детский санаторий", - пояснила Динка. "А теперь?" - спросил Артур. "А теперь - ничего. Вроде бы кто-то здание купить собирался... Мама раньше здесь в санатории работала. Потом он закрылся. Мама в Россию уехала - торговать. Но что-то там у нее не ладится... Хотя иногда она нам с бабушкой денег присылает..." Артур внимательно посмотрел на Динку: не намекает ли она на то, что пока он наживал свои капиталы, многие люди потеряли свой мало-мальский достаток... Но Динка смотрела ясно и говорила привычно и обыденно. Потом тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли и вскочила на постамент к вождю пролетариата, изобразив композицию "Ленин с девушкой на коленях". Опять посмеялись и еще немного прошли молча, поглядывая друг на друга с симпатией и дружелюбием. А после вышли к морю. Динка привела Артура на крохотный пляжик посреди валунов, явно неизвестный любителям нудистского отдыха. Динка купаться отказалась: то ли была без купальника, то ли не хотела ни на минуту снять свое платье. Артур разделся и сразу нырнул, и, открыв глаза, в одно мгновенье очутился в другом измерении, где плавали медленные, но неуловимые рыбы и дно было похоже на торжественный зал. Ему показалось, что это красивый и правильный сон. Что он спит в своей квартире, а проснувшись, поедет в офис и наступит работа. Но, вынырнув в сиянье дня, увидел Динку, словно заново. Прекрасную, в белом платье, грызущую красное яблоко... И счастье, похожее на печаль, почти поглотило его, когда он шел к ней из воды. Но тут случилось забавное происшествие.

На берегу среди валунов появился почти черный от загара мальчишка, который, увидев Динку, присвистнул от удивления, а потом заорал во все горло: "Динка! Динка - ка-как-ка, утопила моряка!" Что эта дразнилка означала, можно было лишь предполагать, но Динка вдруг ухватила огрызок яблока и метко пульнула пацану прямо в грудь. Продолжая орать дразнилку и хохотать, тот скрылся за валунами, Дина сурово насупилась и замолчала. Но, видя, что Артур еле сдерживает смех, не выдержала драматическую паузу и поведала, что очень давно, год назад, она продавала на побережье креветок. Брала у знакомых ребят и шла по пляжам вдоль берега. А тут появился у нее конкурент - "старичок-морячок". Подлый дед умудрялся прийти на берег раньше, чем Динка, появляясь не из городка, а из соседнего поселка. Однажды они столкнулись на камнях в труднопроходимом месте и, вдоволь поругавшись, перешли к боевым действиям. Динка, изловчившись, столкнула деда с камней в воду, и оттуда он в мокрой тельняшке грозил ей кулаком и обзывался. Она не сказала Артуру, что, увидев через пару дней деда в городе, пьяненького, одиноко сидящего на скамейке, вдруг остро, до слез, пожалела его и добровольно уступила свой рынок сбыта.

На пляж начали выползать отдыхающие, и Динка с Артуром отправились к ней домой. Они долго взбирались по горе, сворачивали в переулочки и, наконец, вышли к зданию помпезно-советского вида, многократно перестроенному и залатанному. По всему фасаду ленились, словно ласточкины гнезда, деревянные балкончики. Вошли в прохладу подъезда. Поднялись по полутемной лестнице наверх и вошли в крохотную комнатенку, сплошь заставленную кроватями и другой мебелью. Впрочем, здесь имелся вполне просторный балкон. Динкина бабушка оказалась роскошной античного вида грозной старухой с живыми черными очами. Протянув царственным жестом свою изуродованную артритом руку, она моментально оглядела Динку и низким голосом вопросила; "А это еще что такое?" Динка спряталась за Артурову спину, что-то пискнув оттуда. Артуру пришлось битый час доказывать бабушке, что он не злодей и не соблазнитель. В конце концов, она, кажется, поверила в то, что ужасных намерений он не имеет. Потом после упорного сопротивления она согласилась сдать ему балкон по смехотворной цене. Когда он умудрился втиснуть ей деньги за месяц вперед, стало ясно, что соглашается она только будучи прижатой к стене материальными обстоятельствами. Пожалуй, основным аргументом в его пользу послужило то, что он сразу отдал ей паспорт. Изучив его внимательно, бабушка вернула документ Артуру. А он оказался временным владельцем балконной площади.

Три дня были подобны обрывкам сновидений грезящего ребенка. Веселое безумие поселилось в сердце Артура. Взяв напрокат машину, он носился с Динкой по всему побережью. Они бродили по залам дворцов и сидели в винных погребках, плыли на яхте и смотрели на желтые камни древнего города. Они летели на воздушном шаре, и синяя тень этого шара летела за ними по горам, и долинам, и по волнам моря. Потом ездили верхом на лошадях, и еще плавали вместе с дельфинами. И повсюду, на фоне белых колонн и коричневых стен, он глядел на нее, не отрываясь. Вот она жадно, раздувая ноздри короткого прямого носа, роется в куче дешевых украшений, и примеряет ярко-синий браслет на тонкое запястье, и поднимает руку, и браслет сползает почти на предплечье, до бугорка мальчишеского мускула. Вот она заглядывает в черную глубину гигантской амфоры и кричит туда: "Эй, греки, вы где?" Вот, не замечая удивленных и насмешливых взглядов, пляшет под музыку уличного музыканта. Но ему все хотелось подарить ей настоящее, почти настоящее чудо. Что-то, по силе впечатления совпадающее с его чувством к ней, полным изумления и любования. Ночью, засыпая на своем балконе, похожем на старый курятник, он помнил, что за тонкой стенкой спит она - смуглая, горячая и нежная... И долго не засыпал, глядя на горы и думая о Динке. И дурацкая, шальная мысль пришла ему в голову.

В этот день с утра он уехал в одиночестве, взяв машину, не обращая внимания на Динкин вопросительный взгляд. После полуторачасовой гонки по горной дороге он вышел в большом городе у здания местного театра, Там он отыскал в пустынных гулких помещениях помрежа и недолго шептался с ним, после чего тот, вполне довольный, вызвонил незанятых в вечернем спектакле актеров, и они внимательно, без насмешки, выслушали Артура. Провинциальные актеры - романтические циники, и в их сердцах до старости живет ожидание славы, и потому они способны понять любое чудачество. Потом Артур пошел на набережную и поговорил с парочкой уличных музыкантов, в карман которых также перекочевала пачка денег. "Сделаем, капитан!" - крикнул ему вслед то ли скрипач, то ли гитарист. Он еще предупредил их о времени и поехал назад, в Динкин городок.

И здесь белым днем приключилась драка. Если, конечно, можно было назвать таким веским словом это беспорядочное размахивание руками напавших на Артура молодых людей. Артур, которого учили не бить в драке, а сразу убивать, только уклонялся от ударов. Он был в хорошей форме: еще недавно его день начинался с тренировки со своим охранником, которого он держал скорее из приличия, чем по необходимости. Нападавшие были совсем мальчишками, и Артур пытался урезонить их словесно... Но главный нападающий слушать явно не хотел, а только кричал что-то. Наконец, сквозь пыхтенье и шарканье Артур разобрал, что тот высказывается насчет тупых новых русских, которые думают, что они могут все купить... А когда вдруг ведомая какими-то детьми явилась Динка, стало все понятно. Динка орала, как пароходная сирена. "Витька, не смей, я тебя убью!" И в тот момент, когда она втиснулась между дерущимися, Артуру и засветили в глаз. Потом подошел вежливый местный миллиционер и драка остановилась. Снова был явлен миру паспорт Артура, и на сей раз милиционер прочел громко его имя и фамилию, место прописки и семейное положение... Динка не выдержала: "Хватит, Попандопуло, дурью маяться! Ясно все. Мы пошли". Попандопуло - а это оказалось вовсе не кличкой, как показалось Артуру, а родной фамилией милиционера - вернул документ и, козырнув, отпустил всех. Все это напоминало старую советскую кинокомедию. "Дураки! - ругалась Динка. - Однокласснички мои - идиоты..," У Артура не было настроения смеяться, и не потому, что болело под глазом... Просто он услышал, как сказал Витек: "Путаной решила заделаться!" Динка промолчала... Дома обсуждали происшествие с несколько натужным весельем.

Ближе к вечеру они уплыли на нанятой шхуне вдоль побережья. Там, в бухтах, среди белых, ноздреватых, точно сыр, камней, ловили смешных крабов и выпускали их, ели бутерброды и виноград, ныряли со скал, доставали рапанов и вновь бросали их на глубину... И дневное происшествие почти забылось. Солнце уже садилось, когда они отправились назад. Темнота опустилась сразу. Шхуна подошла к пристани. С этой стороны не было ларьков и торговых точек, просто обычная дорога, мощенная камнем, спускавшиеся со скал заросли сладко пахнущих мелких белых цветов и созревшей уже ежевики... В темноте ничего этого не было видно, лишь угадывались очертания берега... И вдруг, словно вырастая из самого шума моря, нежданно, но ожидаемо зазвучали струны гитары. Потом запела скрипка. Динка вздрогнула и засмеялась тихо и взволнованно... И в ту же секунду все вспыхнуло огнями фейерверка, рассыпающего цветные звезды над морем и старой пристанью... И под запевшую уже в полную силу музыку они вышли с причала и вокруг них затанцевала, закружилась толпа ярко и чудесно одетых людей... Тут были и цыганки в бусах и пестрых юбках, и индусы в тюрбанах, и король в мантии. И все они приветствовали их, и смеялись, и пели... Дико и прекрасно было это торжество под звездным небом, в отблесках огня и сполохах музыки, будто кадры старого Феллини, словно страница бедного Грина... И музыканты, и актеры забыли, что их всего лишь наняли для этой прекрасной шутки, и во всю силу души играли и веселили себя и других. Впрочем, таково свойство всех артистов: забыть про оплату и подневольность и просто играть, как играет вода и огонь... И темное, теплое вино южной ночи наполнило всех до края, и восторг вылился улыбками детей, забывшихся на краю жизни... Белое Динкино платье светилось в ночи, и Артур видел, как она очарованно блуждает в толпе, заглядывая в лица и дотрагиваясь до одежд, Потом свет ее платья исчез, и бессознательно он пошел на его поиски и нашел ее уже во тьме парка, возле огромного дерева, отдающего тепло дня запахом смолы. Из-за д! еревьев до них доносились музыка, смех, и изредка ракеты озаряли цветными огнями все. Он увидел, что по ее щекам бегут слезы... Она подняла к нему смутно-светлое в темноте лицо и сказала: "Поцелуй меня!" Наклонившись, он увидел, что от напряжения ее черные глаза чуть косят, а лицо стало таким близким, что дыхание ее ноздрей щекотало его щеку. Ему стоило лишь протянуть ладони - и они зарылись бы в ее тяжелых кудрях, и нашли бы наощупь продолговатый затылок, и притянули бы к его губам бесконечно прекрасную милую ее голову, полную нежнейшего вздора и глубокомысленной ерунды... Но, глядя в это отрешенное и блаженное лицо, он с усилием поднял руки и, взяв ее за сильные нежные плечи, отодвинул от себя. "Понимаешь, девочка, я ведь нищий..." Динка гневно встрепенулась: "Ты что, думаешь, мне важно, есть у тебя деньги или нет?!!" - "Нет, правда, я и снаружи, и внутри нищий... Мне просто нечего дать тебе..." Она замолчала, а он, уже ненавидя себя, продолжал говорить что-то, объясняя и успокаивая.

Они пошли прочь от шума карнавала. Там появились очарованные виденьем отдыхающие и готовились разрушить тонкую ткань сказки, превратив праздник в банальную гулянку. Впрочем, решил Артур, музыканты подзаработают еще. Они поднимались вверх, где было светлее. Летучие мыши, пища, планировали на белизну ее платья. Она молчала, только уже подойдя к дому, спросила глухо и просто: "Зачем, зачем ты все это сделал!?" - "Для тебя", - хотел сказать он, но не сказал...

Утром он уезжал. Бабушка посмотрела на Артура укоризненно, но неожиданно поцеловала его в голову, когда он склонился над ее рукой... Динка пошла проводить его к автостанции. Лил дождь, теплый и крупный. Гор не было видно за облаками, но море ощущалось свежим дыханьем огромного существа... Во время расставания Динка молчала, и лишь когда он уже договорился с водителем, сказала раздумчиво: "Я обязательно пойму: Ты слышишь, я пойму".

Колеса поезда стучали и стучали. Артур напился в вагоне-ресторане, но все равно Динка стояла перед его глазами. И он понял, что обречен всегда в лучшие и худшие свои минуты видеть ее, в белом платье, с синевой за плечами... В эту ночь впервые со времен совсем забытого детства он плакал, молча и страшно кривя лицо. Что-то стронулось в нем необратимо, и в его душу ворвалась жизнь, которая раздирала ее и мешала дышать. Приехав домой, Артур вдруг решительно занялся делами. Шли они тяжело, но идея, которая их толкала, была для него столь важной, что Артур не замечал тяжести. Он решил создать детский санаторий в Крыму. Денег требовалось столько, что и в былые времена благополучия их вряд ли хватило бы на это начинание. Но Артур знал совершенно твердо, что добьется своего. Он уже видел мысленно это здание, полное детских голосов, и парк, и скульптуру Бегущей по волнам в центре... Оставалось только сделать все это, но он был готов работать годы.

Поздней осенью, когда он сидел за компьютером, изредка прерываясь на то, чтобы покурить, глядя в черное окно на хлопья первого снега, раздался звонок в дверь. Он открыл. На пороге стояла Динка. "Ты узнал меня?" - спросила она, задыхаясь почти невыносимым волнением. Артур мог бы сказать ей, что только единственная в мире женщина могла прийти к нему в белом летнем платье под распахнутым осенним пальтишком через осень и разлуку. Но он ничего не сказал, а только прижал к себе крепко, чтобы никогда не отпускать.

Наталья Никишина, (с)Натали

Самые интересные рассылки Subscribe.ru: Самые интересные новости всех СМИ! Самые интересные компьютерные и интернет-новости! Лучшие картинки Лучшие анекдоты Лучшие истории Ваш адрес: Абсолютно бесплатно!

---

---

http://subscribe.ru/ E-mail: ask@subscribe.ru

Отписаться Убрать рекламу

---

В избранное