Неожиданное развитие получил другой внутри-интерлитовский конкурс — конкурс детективов. Лена Руденко попросила продлить конкурс в связи с получением блестящей,
как ей показалось, работой Виктора Николаева. Нам, кстати, тоже так показалось, и мы охотно выполнили просьбу, продлив конкурс до 26 апреля. А вдруг кто-нибудь захочет принять брошенный Виктором вызов?!
После того как Светлану утащили колдуны, Максимильен Робеспьер переквалифицировался в носильщики. На Гревской площади с видом на Нотр-Дам
пляшет прекрасная цыганка, за ней следит угрюмый священник. Феб просит у Макса взаймы; тот предлагает взять перчатками. Цыганку собираются казнить по ложному обвинению. Максу нет дела до Зингары, но он не может уклониться от спасения Дорины...
А Елена Руденкотем временем «подкинула» нам новый детектив, «После Рождества», изящную пародию на готические романы.
Завтра — день рождения у одного из интереснейших интерлитовских авторов, недавно познакомившего нас со многими неизвестными, порой сенсационными и зачастую забавными подробностями из жизни Тараса Шевченко, Николая Гоголя и многих других знаменитостей,
с которыми Сиротенко и Вербицкие были связаны родственными, дружескими или иными узами.
Нас когда-то называли корифеями. Автобиографический очерк.
Так уж получилось, что в школьные годы у меня было мало друзей.
Верных друзей мне заменяли журналы — «Юный техник», «Техника молодежи», «Знание-сила», которые свободно можно было
достать в нашей юношеской библиотеке им. Коцюбинского в Чернигове…
Я воспитывался на этих журналах. Любимой моей темой были истории о великих изобретениях и изобретателях. Я и сам в детстве мечтал стать изобретателем и изобрести лучи, которые замедляли бы ядерную реакцию. Увы, я знал, что меня ждет судьба не великого инженера, а обычного писателя. Такого, каким был мой прапрадед, воспитанник друга Пушкина — Петра Плетнева — Пантелеймон Кулиш.
Такого, каким был мой прадед — столбовой дворянин, племянник Черниговского губернатора князя Голицына — Николай Вербицкий-Антиох. Автор слов «Ще не вмерла
Украина», похороненный в 1909 году, как народный русский учитель (между могилами своих друзей Афанасия Марковича и Михаила Коцюбинского).
Таким, как двоюродный дед — автор первого перевода «Интернационала» Николай Вороной, расстрелянный в проклятые тридцатые, так же, как перед этим был расстрелян и его сын, мой дядя, замечательный автор детских рассказов Марко Вороной, как второй дядя Евгений Вербицкий, исчезнувший без следа после того, как отнес в издательство свой роман о трех Харьковских окружениях.
Я из поколения шестидесятников. Поколения, чьи мечты сбывались. Поколения, которое в свои 16, давало клятву
«Строителя коммунизма».Я не давал этой клятвы. В день своего шестнадцатилетия я давал другую клятву — давал Присягу Роду. Это было как раз после Пасхи в день «Дедов», когда стар и млад шел на кладбище отдать дань памяти Родителям. Мы с бабушкой не шли на кладбище. Не было там могилы моей юной мамы — студентки пединститута, расстрелянной полицаями-охранниками Яновского концлагеря, куда она пошла выручать отца (немцы тогда отпускали пленных на поруки родственникам). Налетели на лагерь партизаны, часть пленных ушла вместе с ними (помните сериал «Обратной дороги нет»).Тех, кто остался, вместе со стариками и детьми, пришедшими в поисках близких, расстреляли повылазившие из схоронов полицаи из Волынского сичевого куреня. Теперь, наверное, дети тех полицаев зовут себя детьми борцов за Свободу Украины, детьми жертв гитлеровских и сталинских репрессий.
Действительно, каждого второго из тех полицаев за самовольный расстрел мирного населения повесили немцы на центральной площади Чернигова. Оставшихся повесили уже наши сразу после войны. Иудам — иудина смерть! Но мою юную маму было уже не вернуть. Даже могилы ее было не найти. Да и на месте склепов предков — Голицыных — Вербицких — Рашевских — Березовских, вешние воды вырыли глубокий овраг, через который прошла стежка-дорожка с Болдиной Горы в урочище «Святое».
Возле этой Могилки и приносил я Присягу. Только мало чем отличался текст «Присяги Роду» от текста «Присяги строителя коммунизма». Разве тем, что я клялся быть верным Родине, а не Державе, служить людям, а не властям. Все остальное было,
как и в той коммунистической Присяге. Ведь Присяга Роду была когда-то текстом Присяги Кирилло-Мефодиевского братства, написанного одним из моих прапрадедов — Василием Белозерским. Среди компартидеологов тоже встречались умные и грамотные люди. За основу «Присяги строителя коммунизма» они тоже взяли текст «Кирилло-Мефодиевских братчиков…
И последнее. Последние месяцы для нас с Владимиром были очень тяжелыми, и я только что похоронила маму. К этому шло давно, организм давно выработал все свои ресурсы, и она еще каким-то чудом держалась на любви к близким, в которых не только черпала поддержку, но и сама ухитрялась поддерживать других.
Я бы не стала упоминать об этом, если бы не гора «неотвеченных» в срок (он, как известно, 2 недели) писем и произведений, ждущих своей участи. Потерпите, пожалуйста, еще, особенно прозаики. А поскольку письма иногда не доходят, давайте договоримся так: Вы не бьете тревогу до 25 апреля.