Уважаемые подписчики и читатели рассылки,

Приношу Вам свои извинения за то, что мне не удалось выполнить предновогодние обещания: выпустить несколько специальных выпусков рассылки в начале наступившего года и возобновить выпуск регулярных новостных выпусков, начиная с 18-19 января. К сожалению, случился форс-мажор - в мои планы вмешался грипп (ОРЗ - по версии районного врача).
Как я собираюсь «исправляться»?
Во-первых, сегодня выходит один из ранее запланированных специальных выпусков. В него включены две статьи В. Иноземцева, посвященные проблемам глобализации. Я не думаю, чтобы автор нуждался в какой-либо специальной презентации. Статьи были опубликованы в ноябрьском и декабрьском выпусках журнала «Свободная мысль-XXI» за 2003 г.
Во-вторых, до конца этой недели я постараюсь выпустить сокращенный новостной выпуск, посвященный важнейшим событиям недели прошедшей (т.е. 12-16 января).
В-третьих, я возобновлю (если все будет в порядке, тьфу-тьфу-тьфу) выпуск регулярных новостных выпусков с 25-26 января.
В-четвертых, как говорится «the last but not the least». По ранее указанным причинам (отпуск + грипп) я до сих пор не ответил на большое количество писем, полученных после 2-3 января. Еще раз мои извинения, исправлюсь в самые ближайшие дни.
Среди писем, оставшихся без ответа, наибольшее количество составляют варианты голосования «Событие года». Напоминаю Вам о том, что оно продолжается, а также, его простейшие правила. Я предлагаю совместно подвести итоги 2003 г. – составить рейтинг "Событие 2003". Напишите, какие 5 событий 2003 года, по Вашему мнению, были наиболее значимыми для мировой экономики. Надеюсь на Ваше активное участие и жду Ваших писем. Адрес тот же: nwtaro@yahoo.com. Результаты этого импровизированного голосования будут подведены 31 января 2004 г. Кроме этого, в этот день одному из принявших участие в голосовании станет известно о приятном сюрпризе.


С уважением,
Леонид Ардалионов

   «Центр» и «Периферия»: вызревание расколотой цивилизации

   Неуправляемость в современном мире год от года становится все более очевидной проблемой. Проблема эта имеет не только глубокие причины, но и долгую историю. Конечно, шокирующий эффект террористических актов 11 сентября 2001 года был особенно сильным на фоне общеизвестных успехов в распространении демократии и небывалого хозяйственного процветания Америки, однако, как это ни прискорбно, можно было ожидать того или иного проявления ненависти людей, остающихся на обочине истории, к символам благополучия и мирового могущества. Наши рассуждения о суверенитете, демократии и правах человека могут способствовать анализу сложившейся ситуации, но вряд ли в состоянии объяснить предпосылки и закономерности ее формирования. Драматизация обостряющегося противостояния «периферии» и «центра» может успешно использоваться для привлечения внимания к данной проблеме, но в содержательном плане останется бессмысленной до тех пор, пока всерьез не будет поставлен вопрос о том, сколь несправедливо неравенство, существующее в современном мире, и пока на этот вопрос не будет дан строгий ответ.
   Деление мира на «центр» и «периферию» открыло эпоху модернити. Несмотря на масштабные экономические и технологические успехи, невзирая на быстрое развитие политических форм, Европа не могла претендовать на статус хозяйственного «центра» планеты ни в XVI, ни в XVII веке, ни даже в начале XVIII столетия. Согласно расчетам историков, к 1750 году она обеспечивала менее четверти мирового валового продукта, что делало ее третьим после Китая и Индии хозяйственным полюсом. Но уже в XVI и XVII столетиях европейцы считали себя вершителями судеб мира, осознавая масштаб того потенциала, которым обладали. И потому можно без преувеличения сказать, что основы нынешнего «неравенства между людьми» сложились не до, а после появления трактата Ж.-Ж. Руссо о его природе и причинах. Возникло это неравенство вследствие ускоренного развития стран Европы и одновременной стагнации древних цивилизаций Азии, Африки и обеих Америк.
   За относительно короткий срок европейцы установили контроль над значительной частью мира, осуществив колонизацию Америки и основав стратегические форпосты в Азии. В колониях сформировались особые общности завоевателей, и уже через одно, а тем более — через два или три столетия большинство людей там имело европейские, американские и даже африканские корни. Под мощным напором европейцев в Новом Свете быстро угасли традиционные религии и стали усваиваться ценности и порядки, принятые в Европе. Трех веков колонизации оказалось достаточно, для того чтобы на рубеже XVIII и XIX столетий карта Америки покрылась названиями новых государств, два из которых — США и Аргентина — имели к началу XX века экономики, первую и шестую в мире по своей мощи.
   Начиная с середины XVIII столетия, европейская экспансия активизировалась на азиатском направлении, с середины XIX века — и на африканском. Но этот этап колонизации существенно отличался от предшествующего. Ни британцы, ни французы, ни голландцы или немцы не связывали свои судьбы с далекими владениями своих государств столь прочно, как испанцы и португальцы — с их прежними колониями. По сути, с конца XVIII века все попытки сделать население колоний «европейским» были оставлены, и усилия колонизаторов сосредоточились на внедрении в сознание и быт коренного населения некоторых европейских ценностей и принципов. Что же касается Африки, то здесь подобные задачи ограничились приобщением местных племен и народов к производственным и технологическим достижениям европейцев, да и оно редко оказывалось успешным.
   Если сравнить исторические пути латиноамериканских, азиатских и африканских народов, можно заметить, что экономическая и политическая состоятельность новых государств оказалась тем большей, чем глубже была вовлеченность европейцев в их историю. И наоборот: чем раньше они получали независимость и чем она была шире, тем более острые проблемы сопровождали экономическое и политическое развитие этих стран. Тому есть весьма простые объяснения. Продолжительная европейская колонизация создавала квазиевропейские общества, которые развивались, в целом, «по европейским чертежам», и даже в своем протесте против власти метрополий местные элиты и население исходили из европейских принципов. Обретение каждой из таких стран политического суверенитета становилось революцией, рождающей новые нации, новые порядки и новые идеи. В тех же регионах, где европейское присутствие было недолгим, а исход европейцев — массовым и быстрым, политический суверенитет доставался народам в лучшем случае вследствие неуправляемого бунта, а в худшем — становился не наградой за осмысленные усилия, а признанием полной неспособности к таковым. Таким образом, «национально-освободительные» движения XIX и XX веков имели лишь самые поверхностные черты сходства. Остается удивляться, как и почему именно эти поверхностные черты оказались в центре внимания социологов нашего времени, ожидавших, что последствия освобождения народов в XX веке будут аналогичны результатам, полученным столетием раньше.
   На наш взгляд, пришло время признать, что нарастание неравенства между «центром» и «периферией» было предопределено с самого момента обретения независимости бывшими европейскими колониями. Политическая организация возникших суверенных «национальных государств» нередко копировала черты европейской, но в большинстве этих новых стран не существовало ни наций в точном смысле этого слова, ни предпосылок для развития демократических процессов. Произвольно проведенные европейцами границы сделали гражданами новых государств людей, принадлежавших к разным племенам, религиям и историческим традициям. Этнические, религиозные и культурные различия создавали стабильные большинство и меньшинство, в результате чего демократия, даже если она и декларировалась, быстро превращалась в инструмент доминирования одной части общества над другой. Насилие и диктатура стали привычными чертами периферийных сообществ. Экономическая стратегия новых независимых стран также была в чем-то похожа на европейскую, но и она оказалась тупиковой. Освободившиеся государства, как в прошлом страны «центра», инициировали ускоренное развитие национальной промышленности, но в последней трети XX века индустриализм перестал быть парадигмой развитого мира. Страны «периферии», следуя впечатляющему опыту западных экономик, попытались использовать преимущества узкой специализации, однако и это было ошибочным в условиях, когда «центр» перешел к стратегии самообеспечения практически по всем позициям, исключая лишь редкие виды природных ресурсов. Таким образом, безвыходность ситуации порождалась неспособностью «развивающихся» стран применить полезные западные рецепты в политической сфере и усугублялась их приверженностью давно устаревшей западной экономической стратегии.
   Дополнительный драматизм придала ситуации специфика международных отношений в период подъема последней волны национально-освободительного движения. По мере того как все новые территории откалывались от европейских империй, они вовлекались во всемирное противостояние либерального Запада и коммунистического блока. И с одной, и с другой стороны с параноидальной настойчивостью выдвигались аргументы о влиянии «периферийных» стран на возможный исход этой исторической борьбы. В значительной мере это обостренное внешнее внимание, дополнявшееся признанием роли освободившихся государств в рамках ООН и других международных институтов, привело руководителей этих государств к неадекватной оценке собственного значения и немало способствовало формированию авторитаризма в политике, равно как и распространению в экономической сфере коррупции и волюнтаризма.
   Результаты этих процессов выглядят ужасающе. Даже на протяжении последнего, вполне благополучного в экономическом отношении десятилетия «развивающийся» мир продолжал погружаться в нищету. Показатели ВВП на душу населения в странах Южной Азии выросли за эти годы лишь на 4%, до $2,7 тыс. в год, тогда как в африканских государствах (исключая ЮАР и Египет) они сократились на 11%, до $1,8 тыс. в год. Только в двух этих регионах количество людей, живущих менее чем на 1 доллар в день, выросло за 1990-е годы с 747 до 803 миллионов человек, несмотря на то, что доллар потерял за это время около 19% своей реальной стоимости. Менее чем на $2 в день вынуждены сегодня существовать 84,8% населения Южной Азии и 74,7% африканцев. От 32% до 70% жителей «периферийных» стран лишены доступа к источникам качественной питьевой воды, от 30% до 45% — постоянно недоедают. Детская смертность в 40 наиболее бедных государствах планеты достигает 10,4%(!), а средняя продолжительность жизни не превышает 45 лет.
   Большинство современных «развивающихся» государств — банкроты. Объем внешнего долга 50 беднейших стран вырос за последние 40 лет в 7 раз, несмотря на масштабные списания обязательств и реструктуризации платежей. В 54 странах нынешние показатели ВВП на душу населения ниже, чем они были в 1986 году. Даже те из них, что щедро одарены природными ресурсами, демонстрируют снижение уровня жизни: в Саудовской Аравии, располагающей крупнейшими в мире запасами нефти, показатели ВВП на душу населения по итогам 2002 года составили лишь 37% от уровня 1980 года! При этом большинство развивающихся стран «развивается» неэффективно, пренебрегая побочными эффектами, все более тяжелым грузом ложащимися на остальной мир. С середины 1960-х годов площадь пустынь на планете выросла на 76%, а лесов — сократилась почти в 1,4 раза, и основной вклад в этот процесс внесли суверенные государства «мирового Юга».
   Однако особенно впечатляют даже не хозяйственные, а политические «достижения» периферийных «суверенов». Лишь в каждый десятый из вооруженных конфликтов, происходивших в мире за 40 последних лет, были вовлечены страны «центра». Более чем в ста новообразованных государствах на протяжении этого периода по десять и более лет у власти находились (или находятся по сей день) авторитарные режимы, нарушающие права человека. В войнах между освободившимися странами или этнических конфликтах, не выходивших за границы одной из них, за 40 лет погибло свыше 16 миллионов человек — практически столько же, сколько в Первой мировой войне. И это не были освободительные войны, развязанные во имя высоких идеалов. Это были войны правительств против собственного и сопредельных народов. Несмотря на острейшие проблемы, «развивающиеся» страны являются сегодня безусловными лидерами по удельному весу военных ассигнований в государственных расходах: в африканских государствах они колеблются от 4,2% до 27,4% всех расходов бюджета. Если за 1985-2001 годы совокупная численность военнослужащих в армиях развитых стран снизилась на 28%, то аналогичный показатель для стран периферии вырос на 56% (не считая бойцов повстанческих отрядов и иных «незаконных вооруженных формирований»). Виноват ли западный мир в том, что страны, подвергшие особо острой критике европейские и американские аграрные дотации на недавней сессии ВТО в Канкуне, тратят на военные цели больше, чем ЕС и США на поддержку своего сельского хозяйства? Можно жалеть народы Мозамбика и Зимбабве, но кто способен помочь им, если на содержание государственного аппарата их бюджеты выделяют в 5,5—6 раз больше средств, чем на финансирование всех образовательных программ? Можно говорить о разрыве в уровне жизни граждан «первого» и «третьего» миров, но почему с 1985-го по 2001 год лишь в 4-х из 70 наиболее бедных стран уменьшилось неравенство в распределении доходов? Если, даже по официальной статистике ООН, лишь 29% направляемой в «третий» мир помощи непосредственно достигает местных бедняков, то разве не обогащение местной верхушки оказывается главной причиной их обнищания? Пришло время взглянуть на всю эту картину, не обманываясь красивыми обещаниями теории «развития».
   Как и мировой беспорядок, расколотая цивилизация стала одним из определяющих признаков современной действительности. Не пытаясь прикрыться авторитетом тех, кто искренне считал, что «все действительное разумно», а каждое событие ведет лишь к лучшему «в этом лучшем из миров», мы тем не менее хотим отметить, что столь устойчивые тенденции нельзя рассматривать как случайные. При этом, как и в случае с мировым беспорядком, расколотая цивилизация формируется не без участия стран «центра», пусть даже в последнее время оно в большинстве случаев и обосновывается самыми гуманными и благородными соображениями.
   Осознавая свою ответственность за судьбы ранее угнетавшихся ими народов, западные правительства и международные организации вот уже несколько десятилетий разворачивают программы помощи «периферийным» странам. Однако, хотя преследуемые ими цели заслуживают уважения, получаемые результаты достойны скорее осуждения. Сегодня помощь наиболее бедным странам планеты составляет в среднем 5,7% их ВВП, тогда как направляемые в их экономики инвестиции — 0,9% ВВП. При этом все чаще представители стран-доноров подвергаются преследованиям. В средствах массовой информации ежедневно упоминаются американские солдаты, убитые в Ираке, но при этом почти никто не вспоминает о более чем 100 (!) работниках гуманитарных миссий и международных организаций, погибших за два года в Афганистане. Новые же инициативы западных стран по увеличению помощи все чаще сопровождаются требованиями «компенсировать» периферийным государствам ущерб, нанесенный им в прошлые столетия. Так, последствия европейской работорговли были в 1999 году оценены правительственными экспертами стран Западной Африки в $780 трлн. (!) — сумму, в 65 раз превышающую ВВП Соединенных Штатов; а уж менее экзотические примеры подобных претензий можно перечислять практически бесконечно.
   Таким образом, мы вновь приходим к вопросу, сформулированному в начале статьи: справедливо ли существующее в современном мире неравенство? И мы, в отличие от большинства социологов, склонны ответить на него утвердительно. Нарастающий разрыв в благосостоянии стран «центра» и «периферии» порождается, с одной стороны, успехами постиндустриальных держав в производственной и технологической сферах, а с другой — безрассудными действиями правительств и народов «развивающихся» государств, причем последний фактор кажется нам гораздо более значимым, чем первый. Поиски выхода из сложившейся ситуации не могут быть простыми и легкими, так как никто не имеет права призывать западный мир остановиться в своем развитии, а реальных оснований возлагать на него ответственность за хаос в «периферийных» странах не существует.
   Сегодня многие склонны винить глобализацию во всех бедах «периферии». Этот подход представляется нам сугубо спекулятивным. Какое отношение к глобализации имеют европейские и американские сельскохозяйственные дотации, позволяющие сохранить и развить аграрный сектор стран «центра»? Это скорее пример замкнутости и «деглобализации». И неужто глобализация провоцирует этнические конфликты на африканском континенте? Почему страны «центра» обязаны покупать сырье и сельскохозяйственные товары, произведенные «периферией»? И не следует ли, прежде чем обвинять «центр» в поставках на «периферию» дешевого продовольствия, оценить завышение странами «третьего» мира цен на энергоресурсы, регулируемые картельными соглашениями?
   На наш взгляд, большинство проблем «развивающихся» стран порождено отчасти ошибками их собственных правительств, а отчасти — привычкой к паразитизму, сформированной у их народов. Единственный выход из такой ситуации мы видим в ужесточении позиций стран «центра» по отношению к «периферии». В условиях, когда проблема государств-неудачников (failed states) все чаще упоминается в ряду главных вызовов мировому порядку, мы хотим предостеречь политиков от излишне серьезного ее восприятия, порожденного ошибочным предположением, что эффективные государства когда-либо прежде существовали на мировой периферии. Мы полагаем, что сама постановка проблемы государств-неудачников означает возможность вмешательства в происходящие там события, или, иными словами, принятие на себя «первым» миром ответственности за процессы, которые, повторим это еще раз, не инициированы странами «центра». Но такое вмешательство дало бы «периферийным» режимам возможность объяснить свои неудачи происками Запада, переложив на него ответственность за существующую ситуацию. Сегодня лишь политика полного безразличия к «третьему» миру способна вывести его из нынешнего состояния, либо породив на «периферии» стремление исправить положение собственными силами на путях сотрудничества с Западом (что, как показывает пример успешных азиатских экономик, вполне реально), либо способствуя созреванию ситуации, в которой новая «колонизация» будет востребована самими народами того или иного региона.
   Строительство мирового порядка XXI века невозможно без отказа от множества иллюзий прошлых десятилетий. Одной из наиболее опасных таких иллюзий представляется возможность использования в странах «периферии» политических, социальных и экономических моделей, эффективно работающих в странах «центра». В XIX—XX веках европейцы вполне убедились в иллюзорности такой возможности. Тем не менее США, единственная сверхдержава современности, все чаще склоняются к вмешательству во внутренние дела «периферийных» стран в стремлении не только привить их народам демократические ценности, но даже сформировать новые нации в регионах, погруженные: в хаос. Последствия могут оказаться катастрофическими как для самих «развивающихся» стран, так и для всей системы отношений между «центром» и «периферией». В результате пресловутый «конфликт цивилизаций», считающийся сегодня причиной изменения политической линии Запада, может быть расценен нашими потомками как прямое следствие именно этого изменения.
   В этом случае мы вновь сталкиваемся с фундаментальной ошибкой, на которую указывали в первой статье, но уже в несколько ином «исполнении». Убедив самих себя, будто современные процессы следует понимать как глобализацию, ведущую к формированию более открытого, богатого и свободного мира, западные политики инициировали курс, в рамках которого развитие «третьего» мира, по сути, осуществляется за счет «первого». Так, страны Запада, и в первую очередь США, в значительной мере спонсируют быстрое развитие азиатских экономик, потребляя почти 70% экспортируемых ими товаров и разрушая при этом целый ряд отраслей национальной промышленности. Но сегодня, когда после десятилетия такого спонсорства США стремятся отойти от политики дорогого доллара, это рассматривается чуть ли не как покушение на основы мировой хозяйственной системы. Не менее показательно и то, что западный мир считает возможным поставлять в периферийные страны многие лекарства по ценам ниже их себестоимости, что приводит к истощению исследовательских бюджетов фармацевтических компаний; что в странах, столь пекущихся о свободе торговли, — например в Китае — почти 95% программного обеспечения составляют пиратские копии американских программ.
   Политике «двойных стандартов» не должно быть места в современном мире, так как, будучи однажды инициирована, она воспроизводится снова и снова. Мы полагаем, что было бы правильно назвать наконец «периферию» периферией; признать, что большинство экономических и политических проблем развивающихся стран порождено их собственным руководством, а не тяжелым наследием колониального прошлого; отказаться от неэффективных программ помощи и переориентироваться на развитие интеграционных процессов внутри «развитого» мира. События последних десятилетий — от истории советской помощи постколониальным народам до американских усилий по поддержанию мира в различных точках планеты и восстановлению освобожденных от тоталитаризма стран — отчетливо свидетельствуют, что ни помощь, ни вмешательство, ни экономическая кооперация не будут оценены до тех пор, пока они будут предлагаться, а не испрашиваться. «Расколотая цивилизация» в ее сегодняшнем виде не является плодом усилий развитых стран; напротив, история показала, что даже самый мощный «раскол» между ними — разделенность на «свободный мир» и коммунистический блок — был в конечном итоге преодолен.
   Современный мир далек от совершенства. Но даже самые развитые и богатые страны проходили в своей истории периоды вопиющего неравенства и чудовищной поляризации — проходили, а не оставались в них навсегда. Предки сегодняшних англичан и французов лет триста тому назад за гроши нанимались на фабрики, попрошайничество же каралось как одно из самых опасных преступлений. Результат известен. И если политические лидеры Запада хотят видеть мир XXI века более стабильным и справедливым, им следует обратиться к решению собственных проблем при подчеркнуто отстраненном отношении к остальному миру. Глобализация была и останется объективным процессом, но сегодня она идет слишком быстро и инициируется лишь одной частью человечества, которая уже сейчас начинает ощущать ее негативные последствия, способные стать еще более серьезными. Надо удовлетворить требования «антиглобалистов»; единственным следствием этого окажется то, что через несколько десятилетий «развивающиеся» страны сами возжелают глобализации, условия которой будут продиктованы им предельно жестко. И только тогда возникнут предпосылки преодоления современного цивилизационного раскола.



   Структуры, сети и альянсы: новая повестка дня

   Реалии уже первых лет начавшегося XXI столетия разительно отличаются от последнего десятилетия ХХ века. Ощущение этого отличия присутствует практически во всех книгах и статьях, посвященных новым тенденциям цивилизационного развития. О необходимости пересмотра прежних стратегий говорят ученые тексты и политические декларации. Но признание этой необходимости на словах делает все более сомнительными действия, продиктованные устаревшими императивами.
   С позиций западного мира, XXI век наступил под знаком торжествующей глобализации. Сама же глобализация трактуется обычно как активизация торговых, финансовых, информационных и культурных взаимодействий, в первую очередь обусловленных экономическими причинами. Уважение принципов суверенитета, преклонение перед демократией и утверждение невмешательства в дела других стран отрицают политически заданную глобализацию образца конца XIX века. При этом предполагается, что результатом ныне развивающихся процессов станет единение человечества, усвоение людьми универсальных ценностей, преодоление взаимного неприятия и, как следствие, улучшение управляемости и усиление предсказуемости в общемировом масштабе. Явное несоответствие подобных теоретических прогнозов реальному ходу событий и порождает заметные ныне неуверенность и смятение.
   Все происходящее нередко воспринимается как частные и случайные отклонения общецивилизационных процессов от фундаментальной и научно обоснованной траектории развития. С нашей точки зрения, это мнение ошибочно — и прежде всего потому, что само определение исторического тренда было выполнено с таким пренебрежением фактами и логикой, что имело лишь призрачные шансы оказаться правильным.
   Обратимся к фундаментальным изъянам существующих представлений.
   Предполагается, что экономическая глобализация способна привести к формированию единого и предсказуемого мира. На чем основывается это предположение? По сути, на одном лишь утверждении, что реализация экономических интересов всегда требует ненасильственного взаимодействия между людьми, организованного вокруг универсальных принципов обмена деятельностью и товарами. Интересы сближают людей, понятные всем принципы делают их действия предсказуемыми. Но эти аксиомы верны лишь для абстрактного «экономического человека» Адама Смита. Субъектами же экономических интересов, стоящих за нынешней глобализацией, выступают не люди, а корпорации, — и это меняет все.
   Современная корпорация — это не структурированное полугосударственное образование, а широкая сеть, управляемая экономическими целями. Цели эти предполагают эффективное использование существующих в мире различий, а вовсе не утверждение всемирного единства и солидарности. Эти же цели требуют рыночного поведения, то есть максимальной гибкости и быстроты реакции, что никак не сочетается с предсказуемостью и управляемостью. Мы уже не говорим о том, что, опутывая все новые и новые страны, корпоративные сети лишь воздвигают дополнительные разделительные линии между живущими там людьми. Так можно ли считать такие процессы средством утверждения единства современного мира и повышения его стабильности?!
   Более того. Объективные закономерности, управляющие экономическим развитием, диктуют необходимость смены менее эффективных форм — хозяйственных и политических — более эффективными. Принцип эффективности, подчеркнем, принесен в мир именно современной его «экономизацией». И если некоторая форма доказывает свою эффективность, нужно быть в лучшем случае предельно наивным, чтобы не предсказать попыток ее копирования. Поэтому неудивительно, что в эпоху расцвета западных индустриальных монополий возникли картели ресурсодобывающих стран, что на период расцвета сетевой корпорации пришлось появление глобальных сетей торговли оружием и наркотиками, как — sic! — неудивительно и то, что объединенные маниакальными идеями узкие террористические группы заявили о себе практически в то же время, что и пресловутые узкоспециализированные венчурные «.com’ы». И если западные политики хотят и впредь рассуждать о «темных» силах нашего мира, то пусть помнят, что даже луна освещает темную часть земли отраженным светом солнца.
   Вывод очевиден: прогнозы хода экономически обусловленной глобализации были изначально ошибочными, а полученные в результате фрагментированность и неуправляемость мира, равно как и растущая неспособность структурированных государственных структур контролировать сетевые частные структуры, — вполне прогнозируемыми.
   Одна из важнейших проблем современного мира состоит во взаимозависимости логических пар универсализма и партикуляризма, сетей и структур. Утверждение универсализма неизбежно ведет к размыванию и деструкции структур. Стремление сохранить структуру, воспользоваться ее позитивными качествами с неизбежностью требует партикуляристского подхода. Неудачи современных западных идеологов проистекают из желания навязать повсюду универсальные принципы, не отказываясь от прежней структурной организации подконтрольных Западу сил.
   Масштаб этой проблемы не оценен по сей день, что видно из политического курса западных стран, в первую очередь США. Политика Соединенных Штатов выглядит сегодня предельно лукавой. Американские лидеры признают принцип суверенитета, но находят казуистические поводы для его нарушений. Они проповедуют универсализм, но все чаще следуют стратегии односторонних действий. Они провозглашают приверженность экономическим свободам, но не гнушаются не только таможенными барьерами вокруг собственной территории, но и произвольно накладываемыми на другие страны экономическими санкциями. Они не видят ничего противоестественного в том, что США находятся в центре всех финансовых потоков современного мира, но при этом никак не могут свыкнуться с тем, что Америка становится сегодня основной мишенью для движений экстремистского и террористического толка. И самое примечательное — американские политики, похоже, искренне удивляются, что их государственные структуры вчистую проигрывают террористическим сетям, но считают при этом совершенно естественной легкость, с которой их корпоративные сети опутывают экономические структуры стран «периферии».
   Современный нам мир еще не стал единым и комплексным. Но его элементы уже перестали быть разрозненными и не связанными друг с другом. Сегодня нельзя предпринимать те или иные действия, не ожидая ответной реакции. Мир XXI века — это не глобальный, а взаимозависимый мир, и именно на этом может и должна быть основана современная стратегия достижения геополитической стабильности.
   Современный нам мир не готов к универсализму, а сами принципы этой доктрины делают ее навязывание бессмысленным. Ничто не может дискредитировать универсалистские принципы так, как упорная борьба за их повсеместное внедрение. И масштабный поход против «оси зла» делает все более актуальным вопрос: объединено ли сообщество «новых крестоносцев» чем-то вроде «оси добра»?
   На наш взгляд, оптимальную стратегию, которой мог бы придерживаться западный мир в наступившем столетии, следовало бы основывать на понимании современных реалий как определяемых принципами взаимозависимости, а не глобальности. Представляется разумным сократить масштабы сетей, управляемых из основных стран Запада, но в то же время отказаться и от излишней структурной заданности самих этих государств. Говоря иными словами, следовало бы сузить зоны влияния (и ответственности) вне границ западной цивилизации и углубить взаимодействие (и взаимопонимание) внутри этих границ. В таком случае, с одной стороны, объективно снизится актуальность различий между «центром» и «периферией», излишний акцент на которых нередко служит примитивизации взглядов на общемировые проблемы, и обострится внимание к далеко не столь явным различиям между странами «центра», что послужит укреплению подорванного эвристического потенциала политологии. С другой же стороны, при таком подходе четко определится круг стран, в пределах которого только и может быть создана та система глобальной взаимозависимости, которая впоследствии, возможно, распространится и на периферийные страны.
   Такой подход, разумеется, соответствует нашим выводам о целесообразности «невмешательства» «центра» в дела «периферии», о чем говорилось в предыдущей статье. Но главное его преимущество состоит в возникающей возможности оценить «глобализационный потенциал» стран «центра» и тем самым открыть взглядам политиков безрадостную картину, контуры которой, впрочем, в значительной мере различимы уже сегодня.
   Какие страны могут претендовать на то, чтобы составить гипотетический «центр» нового мирового порядка? Разумеется, это, прежде всего, Соединенные Штаты, страны Европейского Союза и Япония. Вполне вероятно, что к ним присоединятся Россия, а также Канада, Австралия и Новая Зеландия — эти, по удачному выражению Э. Мэддисона, «боковые ветви Запада». Новообразованный альянс стал бы безусловным мировым лидером в экономической, технологической и военной областях, средоточием наиболее высокообразованного и материально обеспеченного населения. Но, сколь бы развитыми и мощными ни казались сегодня все эти страны, можно не сомневаться, что момент образования такого союза станет своего рода «моментом истины» для создавших его государств и народов.
   Реальное объединение стран «центра» постепенно изменит всю мировую конфигурацию, так как «однополярный» мир, о котором так много говорится, станет, наконец, реальностью. Если наиболее мощным и развитым странам удастся создать действующие на основе принятых ими принципов институты — международный суд по уголовным преступлениям и преступлениям против человечества, международное агентство по контролю за ядерным и химическим оружием, международную службу по борьбе с производством и оборотом наркотических средств и т. д., — эти коллективные институты даже не столкнутся с проблемой легитимности, поскольку за ними будет стоять сила, равной которой не знала история. Более того. Важнейшим средством обеспечения международной стабильности станут гарантии безопасности, которые могут быть предоставлены этим сообществом странам и государствам, обнаруживающим свою приверженность заявленным «центром» идеалам (например отказавшимся от своих ядерных или химических арсеналов). Все это, однако, не означает, что новый «северный альянс» выступит инициатором преобразования остального мира: напротив, его задачей станет «поддержание дистанции» между «центром» и «периферией», жесткая защита своих экономических интересов, безопасности, свобод и образа жизни граждан, а также мониторинг «периферии» и принятие на его основе решений об установлении тех или иных отношений с отдельными ее государствами. Следует признать, что лидером в большинстве этих направлений неизбежно окажутся Соединенные Штаты.
   Возможно ли создание подобного «центра»? По целому ряду причин его можно считать вполне вероятным. Большинство названных стран исторически теснее связаны между собой, чем с любым из государств мировой «периферии». Многие из них (в первую очередь США и Западная Европа, США и Австралия и Новая Зеландия) долгое время состоят в военно-политических союзах друг с другом. Россия активно вовлечена сегодня в объявленную Америкой «войну с терроризмом» и демонстрирует все большую приверженность западным ценностям. Для Японии, утрачивающей в силу возвышения Китая статус наиболее мощной региональной державы Азии, членство в таком альянсе также представлялось бы желательным. Дополнительные основания для формирования союза можно усматривать в усилении в странах «центра» опасений агрессии со стороны «периферии», что неизбежно сплачивает его потенциальных участников.
   Не менее существенно, что создание альянса стран «центра» со всей очевидностью указало бы на то, что ни одна из них пока еще не достойна статуса «движителя глобализации». Достаточно будет обратить внимание на фундаментальные отличия их собственных политических и юридических систем, на различную роль государства в экономической жизни, на ограничения в движении между ними товаров и капиталов, на несогласованность в оборонной политике и т. д., как станет ясной вся степень демагогичности нынешних глобализаторских призывов. Тем, кто пытается уже сегодня учить мир глобализму, потребуются десятилетия, чтобы полностью отменить таможенные ограничения, ввести регулируемые из единого центра валютные курсы, согласовать технологическое и патентное право, либерализовать миграционный режим, принять единый кодекс нормативов по охране окружающей среды и выработать согласованную политику в области социального обеспечения и социальной защиты граждан. Решение этих задач будет, безусловно, трудным, но только в ходе поиска практических решений могут быть найдены алгоритмы глобализации, эффективные применительно и к остальному миру, которому тем самым будут продемонстрированы и открываемые такой глобализацией преимущества. Очевидным лидером в этой сфере окажется Европейский Союз, имеющий большой позитивный опыт «локальной глобализации».
   Повторим еще раз, что гипотетическое создание такого союза поставит перед входящими в него государствами ряд объективно трудных для практического решения проблем. Во-первых, на этот союз ляжет глобальная ответственность за большинство происходящих в мире событий, и трудно быть уверенным, что его лидеры смогут правильно распорядиться этой ответственностью. Обладая гигантской мощью и не видя достойных соперников, они вполне могут поддаться соблазну «ускорить» формирование нового мирового порядка, что стало бы в новых условиях принципиальной ошибкой. Во-вторых, столкнувшись с необходимостью «глобализации» в рамках образованного союза, лидеры составивших его стран быстро осознали бы различия, существующие между стихийной и управляемой глобализацией, между естественным распространением экономического влияния из «центра» в направлении «периферии» и искусным поддержанием баланса между хозяйственными, социальными и политическими измерениями прогресса внутри постиндустриальной цивилизации. Но мы уверены, что вызовы, порождаемые этими двумя обстоятельствами, смогут в наилучшей степени «проверить на прочность» убеждения и принципы как борцов с международным терроризмом, так и сторонников свободной торговли, и приверженцев создания общеевропейской федерации.
   Рассуждая о возможности создания гипотетического «северного альянса», мы исходим из двух позиций: из реального и должного. С одной стороны, сегодня вполне можно утверждать, что такой союз уже существует в неких зачаточных формах и будет постоянно укрепляться по мере неизбежного обострения отношений между «центром» и «периферией». С другой стороны, на протяжении ХХ века развитый мир обрел мощную инерцию, каковой не обладал никогда прежде. Попытка ее решительного преодоления привела бы к неизбежной деструкции системы; следовательно, необходимо будет найти оптимальный темп преобразований, двигать процесс в нужном направлении, но с учетом возможных издержек. На наш взгляд, институционализация естественно формирующегося блока, в рамках которого мог бы быть реализован и обогащен позитивный опыт глобализации, способна стать средством разрешения многих нынешних противоречий.
   Важно и то, что реализация описанного нами подхода стала бы гораздо более зримым подтверждением зрелости западного мира, чем даже столь желанная, но вряд ли достижимая в обозримом будущем победа в войне с терроризмом. Исторический опыт свидетельствует, что конец начальному этапу политической экспансии европейцев, пришедшемуся на XVI—XVII века, был положен серией конфликтов между самими европейскими странами на рубеже XVIII и XIX столетий; следующий этап глобализации, основанный преимущественно на экономической экспансии, завершился катастрофой 1914 года. Не опосредованная очередным конфликтом «передышка» в поступательном процессе глобализации свидетельствовала бы о достижении той «управляемости», недостаток которой так остро ощущается в современном мире, причем как на «периферии», так и в его «центре».
   Множество острых проблем современного развития можно решить лишь посредством коллективных усилий, и ответы на многие вызовы времени можно найти только на основе консенсуса. Однако характерной чертой последних десятилетий является ускоряющийся рост культурного, политического и даже хозяйственного сепаратизма. Веками складывавшиеся сообщества раскалываются идеологией мультикультурализма. Основанные на продолжительных традициях сотрудничества и скрепленные общими интересами союзы и альянсы уступают место мимолетным необязательным коалициям, состав которых трудно будет вспомнить уже через несколько лет после их образования. Устойчивые хозяйственные связи практически без колебаний приносятся в жертву сиюминутным интересам финансовых спекулянтов. И именно от того, удастся ли в ближайшие годы добиться преодоления этих и подобных тенденций, в определяющей мере зависит, сможет ли наступившее столетие стать веком мира и прогресса.
   Разумеется, многое в этой статье может показаться утопическим. Но, предлагая свой сценарий мирового развития, мы хотим не столько даже представить его как более или менее вероятный прогноз, сколько по-новому высветить существующие проблемы и приоритеты. Мы хотим подчеркнуть, что нынешние государственные структуры не могут и не смогут взять верх в противостоянии с сетями — вне зависимости от того, будут последние корпоративными, криминальными или террористическими. Мы хотим обратить внимание на то, что сформировавшиеся в условиях полувекового противостояния двух сверхдержав периферийные режимы не изменят своей политической «философии» до тех пор, пока не убедятся, что время спекуляции на разногласиях между странами «центра» безвозвратно ушло. Мы хотим отметить неестественный характер ситуации, в которой развитые страны стремятся учить остальной мир основам глобального взаимодействия и продолжать торговые войны друг с другом, будучи неспособными достичь элементарных хозяйственных компромиссов.
   Современная экономика и современная политика зародились в Европе несколько столетий тому назад. Они были и остаются пронизанными идеями либерального прогресса, и это следует воспринимать не иначе как данность. Но история, как бы часто ни говорили о ее постоянном «ускорении», остается объективным процессом, не терпящим насилия над собой. Приходится лишь удивляться тому, что практически все государства, потенциально способные войти в состав «северного альянса», — Британия и Россия, Испания и Франция, Япония и Соединенные Штаты — в разное время тешили себя надеждой создать мировые или региональные империи, управляемые из их столиц. И все их руководители — от авторитарных владык, вершивших судьбы континентов из Рима и Мадрида, до демократически избранных лидеров, управлявших миром из Лондона и Вашингтона, — в разное время и при разных обстоятельствах неизменно убеждались в великой исторической истине — в слабости грубой силы, осознавали бессмысленность борьбы со злом, которое, напомним, было определено еще св. Фо­мой Аквинским как не более чем отсутствие блага. И если сегодня эти имперские нации радикально переосмыслят накопленный ими опыт и найдут новый путь достижения своих прежних целей, у мира появится поистине уникальный шанс измениться к лучшему.
   Сегодня, как и прежде, разные страны и народы пытаются строить единый для всех мир, исходя из диаметрально противоположных принципов и предпочтений. Конечно, в условиях нынешнего технологического, экономического и даже культурного и интеллектуального разрыва между «центром» и «периферией» такое положение дел выглядит в какой-то мере естественным. Но на каждом новом витке исторической спирали становится все более очевидным, что искусственное ускорение эволюционного развития вряд ли может стать эффективным средством решения насущных проблем.
   Обществоведы и политологи всегда скептически относились к аналогиям, взятым из области естествознания. Но трудно отделаться от впечатления, что предлагаемые развитыми странами методы «решения» стоящих перед человечеством проблем сродни использованию радиации в надежде инициировать некие «мутации», способные сделать большую часть человечества более восприимчивой к стремлениям и целям «просвещенного меньшинства». Конечно, радиоактивность представляет собой феномен естественный и универсальный, что может для кого-то служить достаточным обоснованием ее использования и в таких сомнительных целях. Но пытались ли мы когда-нибудь достичь тех же результатов, используя не менее универсальный, но гораздо более простой и понятный каждому человеку эффект — эффект притяжения?



***
Ваши отзывы и замечания, а также материалы, которые Вы хотели бы опубликовать в данной рассылке, присылайте, пожалуйста, по адресу nwtaro@yahoo.com.
Сайт рассылки расположен по адресу http://scd.centro.ru/rass.htm.
Архив рассылки расположен по адресу http://subscribe.ru/archive/business.globalec.
С уважением, Леонид Ардалионов.