Уважаемые подписчики и читатели рассылки!
   В сегодняшнем и завтрашнем выпусках рассылки мы публикуем обзор мировой экономики от журнала The Economist. Эти статьи были перепечатаны в журнале "Русский фокус" 30 сентября 2002 г. Итак, в центре внимания: циклы деловой активности.
   С уважением, Леонид Ардалионов.

   Незавершенная рецессия

   Известия о кончине цикла деловой активности оказались преувеличенными. Более того, в ближайшие годы развитие экономик может вновь приобрести резко изменчивый характер, утверждает Пэм Вудолл, экономический редактор The Economist.
   "Только когда волна схлынет, и можно увидеть, кто купался голым". Это изречение, принадлежащее Уоррену Баффету, известному американскому инвестору, прекрасно иллюстрирует происходящее сегодня в экономике США. Под влиянием экономического бума конца 90-х, в условиях чрезмерных заимствований со стороны фирм и домашних хозяйств, многочисленные случаи фальсификации бухгалтерской отчетности компаниями и некомпетентность их руководителей перестали обращать на себя внимание, но теперь эффект избыточной иррациональности и патологической жадности проявил себя во всей своей шокирующей красе. Цены на акции испытали самый резкий спад, начиная с 30-х гг. ХХ века. Что верно, то верно: волна действительно схлынула.
   Тем не менее большинство экономистов по-прежнему прогнозируют устойчивый рост на уровне 3-3,5% в течение следующих 12 месяцев. Многие из них - это те же люди, кто в конце девяностых игнорировал предупреждения насчет того, что в Америке раздувается экономический "мыльный пузырь", и кто еще в прошлом году доказывал, что дело вовсе не идет к рецессии. Они ошибались тогда и, скорее всего, ошибаются сейчас. Период экономического спада в Америке не закончен. Продолжающееся замедление роста, с дальнейшим, по всей вероятности, сокращением объема производства, способно породить еще большее, чем в случае скандалов с World.com и Enron, замешательство в финансовых кругах.
   Это - не следствие нормального развития бизнес-цикла, а результат разрыва крупнейшего "пузыря" за всю историю Америки. Никогда прежде акции не были так сильно переоценены. Никогда прежде акциями не владело такое огромное количество людей. И никогда прежде не случалось, чтобы все сектора экономики инвестировали в новые технологии с таким ажиотажем. Все это делает весьма вероятным предположение о том, что "похмелье" после "попойки" затянется надолго и будет более тяжелым, чем можно было ожидать.
   Умеренный спад, который пережила Америка в прошлом году, последовал за периодом самой продолжительной в истории экономической экспансии. Зона евро на девятый год своего взросления сумела избежать глубокой рецессии, однако испытала резкое торможение темпов роста. Напротив, японская экономика пережила рецессию трижды после того, как ее собственный "мыльный пузырь" лопнул в начале 1990 г. Этот обзор посвящен меняющейся природе циклов деловой активности - о чем нам могут поведать судьбы крупнейших экономик мира.
   Отношение к способности правительств укротить нрав делового цикла само менялось циклично. В 50-х и 60-х гг. прошлого столетия бытовало мнение, что кейнсианских методов воздействия на экономику со стороны спроса достаточно, чтобы обеспечить стабилизацию: мол, тронул педаль тормоза или акселератора - и цель достигнута. Однако стагфляция периода 70-х обусловила новый экономический консенсус: правительства бессильны делать что-либо, кроме как сдерживать инфляцию. Бизнес-цикл отомстил с лихвой: в период между 1974 и 1982 гг. рецессия трижды настигала Америку. Впрочем, в этот же период она испытала два долгих бума - в 80-х, а затем в 90-х гг. - с непродолжительным периодом затишья между ними, и это дало многим повод считать угрозу рецессии делом прошлого.
   Предсказания "смерти", которые раздавались в адрес бизнес-цикла, часто оказывалась поспешными. В "ревущие двадцатые", в канун Великой депрессии, фирмы и инвесторы были уверены, что хорошие времена теперь будут длиться вечно. На исходе 60-х, с наступлением того, что, как тогда казалось, должно было стать самой продолжительной экспансией, министерство торговли США, объявив бизнес-цикл "покойником", переименовало одно из своих изданий, "Новое в циклах деловой активности", в "Дайджест условий развития бизнеса", и все для того, чтобы через год убедиться, что экспансия завершилась. И опять в конце 90-х теперь уже "новая экономика" стала рассматриваться как неподвластная действию бизнес-цикла на фоне развития информационных технологий, большей гибкости рынков и глобализации. Между тем экономические хозяйства, словно пьяных, продолжает бросать из стороны в сторону.
   Бизнес-цикл не умер, он просто перестал быть ярко выраженным. За последние двадцать лет доля времени, в течение которого американская экономика находилась в состоянии рецессии, составила 20%. Из девяноста лет ее развития до Второй мировой войны на долю рецессии пришлось 40% времени. В других экономиках циклы экспансии также стали затягиваться, а рецессий - сокращаться и слабеть. Исключение составила Япония - единственная из всех самых богатых экономик, которая на протяжении всего последнего десятилетия испытывала глубочайший после депрессии 30-х гг. спад.
   Резкое неприятие кейнсианской экономической политики возникло в 70-е гг. на почве признания того факта, что вмешательство правительства лишь дестабилизирует экономику. Однако в свете недавних событий в Америке становится очевидным, что частный сектор вполне способен дестабилизировать обстановку и без правительственного участия. Самый последний "пузырь" не был ограничен рамками фондового рынка: от него пострадала вся экономика. Фирмы занимали и инвестировали с лихвой, исходя из нереалистичных прогнозов о своих будущих прибылях и убеждения в том, что бизнес-цикл мертв. Потребители наделали огромных долгов, откладывая слишком мало сбережений, в полной уверенности в том, что быстро растущий фондовый рынок преумножит их богатства. Бум стал поддерживать себя сам, по мере того как усиливающиеся ожидания прибылей начали подталкивать рост цен на акции, что повысило затраты на инвестиции и потребление. Высокий уровень капиталовложений и крепкий доллар помогли снизить инфляцию и отсюда - ставки процента, раскручивая темпы роста и поднимая цены на акции. Этот круг превратился теперь из благодетельного в порочный.
   За период с марта 2000 г. индекс S&P 500 упал более чем на 40%. Примерно $7 млрд. потеряли в стоимости акции американских компаний - эквивалент двух третей ВВП. И уровень цен на акции по-прежнему представляется высоким. По подсчетам Мартина Барнса, экономиста канадской исследовательской фирмы Bank Credit Analyst, в течение 40 лет до 1995 г. акции, входящие в S&P 500 торговались по курсу, в среднем в 15 раз превышающему показатели операционных прибылей прошлых лет. Сегодня коэффициент переоценки достиг 20. Кроме того, опыт показывает, что для фондовых рынков "перелет" котировок (overshooting) обычно характерен при понижательных тенденциях: в самой нижней точке предыдущей, "медвежьей", фазы рынка. В 1982 г. индекс торговался всего с 8-кратным превышением к прибыли.
   Для корпоративной Америки рецессия отнюдь не была умеренной: прибыли и капиталовложения в бизнес испытали самый резкий спад после 30-х гг. Но несмотря на падение курса акций экономика в целом проявила себя гораздо лучше, чем предполагалось. Уровень потребительских расходов сохранял устойчивость - отчасти благодаря повышению цен на жилье, что несколько скомпенсировало потери в стоимости акций. Произведя переоценку своих закладных, семьи получили возможность занимать больше под возросшую стоимость квартир и домов. Однако долги никак не могут увеличиваться быстрее, чем доходы домашних хозяйств. Раньше или позже, но домашние хозяйства будут вынуждены больше сберегать и меньше тратить.


   О шоках и ужасах

   Иосиф, по Библии, предсказал фараону, что не пройдет и семи лет, как наступит изобилие. Это было, по всей видимости, самым первым документально подтвержденным свидетельством бизнес-цикла - и первым (а возможно, и последним) случаем точного экономического прогноза. Первые сведения о циклах деловой активности появились в начале XIX в., однако экономисты до сих пор расходятся в том, что касается причин сужения и расширения экономической активности.
   Ими предлагались самые разные объяснения, от влияния на климат процессов, происходящих на Солнце, до парада планет и возникающего отсюда магнитного эффекта. Предпочтение теперь отдается более приземленным причинами, которые условно можно разделить на две группы: в одном случае бизнес-цикл приравнивают к самовозобновляемому процессу, в другом - "виновниками" рецессий объявляют шоки и политические ошибки. Основные теории следующие.
   Экзогенные шоки. Рецессии, как утверждают, вызываются непредвиденными событиями, подобными стремительному росту цен на нефть в середине 70-х гг. прошлого века или, как (некорректно) пытаются доказывать некоторые, атакам террористов 11 сентября. Если так, то рецессия по определению не поддается прогнозу. Ее нельзя предотвратить, но после того, как она наступает, правительство может пользоваться фискальными и монетарными методами для ее смягчения.
   Кейнсианская теория. Джон Мейнард Кейнс возложил ответственность за рецессию на нестабильность инвестиций, обусловленную "товарным духом": колебаниями в настроении производителей, от оптимизма до пессимизма. С падением объема инвестиций снижается уровень занятости и доходов домашних хозяйств, что усугубляет первоначальный спад в спросе. Поэтому, чтобы опять достичь полной занятости, правительство вынуждено проводить политику экономической экспансии.
   Теория реального бизнес-цикла. Эта теория, возникшая в начале 80-х гг. прошлого столетия, рассматривает в качестве причины экономических флуктуаций производительные шоки. Например, если производительность падает, то текущая доходность сокращается, говорит теория, поэтому работники и фирмы будут стремиться меньше работать и больше отдыхать. Вместо того чтобы объяснять цикл с позиций "фиаско рынка", как это делал Кейнс, теоретики реального бизнес-цикла рассматривают рецессию как оптимальную реакцию домашних хозяйств и фирм на сдвиг в производительности. А раз так, то правительствам вообще незачем стимулировать экономику. Но большинство экономистов считают эту теорию незрелой. Майк Мусса, бывший главный экономист МВФ, ныне работающий в Институте международной экономики, характеризует ее как "теорию, в соответствии с которой 30-е гг. надо называть не Великой депрессией, а Великими каникулами".
   Политические ошибки. Недавно скончавшийся ученый-экономист Массачусетского технологического института Руди Дорнбуш как-то заметил: "Ни одна из послевоенных экспансий не умерла своей смертью, всех их прикончила Федеральная резервная система". После 1945 г. почти всем случаям рецессий, за исключением рецессии прошлого года, предшествовал всплеск инфляции, вынуждавший центральные банки повышать процентную ставку. Первая ошибка в том, что никогда нельзя допускать перегрева экономики; вторая - давить на тормоза слишком сильно. В результате этой теории распространилась убежденность в том, что рецессии неизбежны, коль скоро правительства проводят твердую кредитно-денежную политику удержания инфляции на стабильно низком уровне. Однако рецессии в Японии 80-х и в Америке в наши дни свидетельствуют, что стабильность цен не гарантирует от бумов и спадов.
   Австрийская теория бизнес-цикла. Это старейшая теория, разработанная такими экономистами, как Людвиг фон Мизес и Фридрих Хайек еще в начале XX в. В отличие от Кейнса, полагавшего, что причина рецессий в недостаточном спросе, эти экономисты свели дело к избыточному предложению, обусловленному переизбытком инвестиций. В результате взаимного усиления стремлений к кредитам, инвестициям и прибылям всякий подъем уже содержит в себе семена будущего спада, а всякий спад - семена последующего подъема.
   По Хайеку, объем выпуска колеблется потому, что процентная ставка по краткосрочным ссудам отклоняется от "естественной", или равновесной, ставки - уровня, на котором предложение сбережений со стороны домашних хозяйств эквивалентно спросу на инвестиции со стороны фирм. Если центральные банки поддерживают процентную ставку ниже этого уровня, объем кредитов и инвестиций будет расти слишком быстро и потребители не смогут достаточно экономить. Это нарушает равновесие между объемом будущего выпуска (который увеличится вследствие роста инвестиций) и объемом будущих расходов (который уменьшится вследствие низкой нормы сбережений сегодня). Дешевые кредиты и завышенные ожидания прибыли ведут как к переизбытку инвестиций, так и к "неправильному" инвестированию в "негодный" капитал. Этот дисбаланс между сбережениями и инвестициями в конце концов оборачивается повышением процентных ставок, что делает прежние инвестиции невыгодными. Слишком большая емкость рынка также снижает прибыль. Объем инвестиций падает, открывая путь рецессии. Как только от избыточной емкости удается избавиться, прибыли идут вверх и в итоге объем инвестиций восстанавливается.
   В соответствии с этой теорией центральные банки не могут препятствовать спаду, сдерживая рост процентных ставок. Единственным способом не допустить повторения цикла становится дальнейшее вливание кредитов, что долго продолжаться не может. Рецессия становится неизбежной и, по правде говоря, необходимой для устранения дисбаланса между сбережениями и инвестициями.
   Во второй половине XX в. теории самовозобновляемого бизнес-цикла почти никаким вниманием не пользовались, а предпочтение отдавалось теориям, ставившим во главу угла проблему шоков или политических ошибок. Главной причиной большинства рецессий был перегрев экономик, вынуждавший центральные банки идти на повышение процентных ставок. Сейчас, однако, снижение уровня инфляции продемонстрировало наследственно циклический характер динамики кредитов, инвестиций и прибыли.
   В конце 90-х гг. инфляция росла незначительно, давая основания многим экономистам утверждать, что рост в Америке не прекратится. Только некоторые специалисты, как, например, Джон Мейкин из Американского института предпринимательства или Стивен Кинг из банка HBSC, признали, что этот цикл особенный: он вызван был инвестиционным бумом, содержащим в себе семена своего собственного уничтожения.
   Последние колебания бизнес-циклов как в Америке, так и в Японии имеют "австрийские черты". Хайек утверждал, что естественная процентная ставка могла бы вырасти, если бы более быстрый рост производительности усилил ожидания, связанные с прибылью, и тем самым - инвестиционные возможности. Именно это и произошло в Японии в 80-х и в Америке в 90-х. Если происходит такой сдвиг в уровне инвестиций, центральный банк должны повышать процентные ставки. Но поскольку инфляция была низкой (а также потому, что австрийская школа экономики долго была не в моде), Федеральная резервная система и Банк Японии этого не сделали. Поэтому стоимость капитала упала ниже уровня своей ожидаемой доходности, спровоцировав увеличение кредитования, подъем курсов акций и расширение инвестиций.


   Никаких резких движений

   Экономическая активность сегодня, что бы там ни говорили газеты, куда менее подвержена резким колебаниям, чем раньше. Сто лет назад глубокие спады были обычным делом. Сегодня это редкость. Почему так получилось?
   Американское Национальное бюро экономических исследований (НБЭИ) изучает особенности подъемов и спадов в циклах за период с 1854 г. С течением времени стадии подъема увеличились, а стадии спада, наоборот, сократились, а также заметно смягчились. Анализ, проведенный экономистом американского Совета конференций и одним из самых именитых экспертов по циклам деловой активности Виктором Зарновицем, показал, что до 1945 г. американская экономика находилась в стадии спада в течение двух лет из каждых пяти. После Второй мировой войны спад происходил в один год из шести. При этом средняя длительность рецессий упала с 21 до 11 месяцев. С 1945 г. значение стандартных отклонений (т. е. волатильность) квартальных изменений ВВП составляло половину величины этого показателя за годы до 1918 г. и всего треть от уровня 1919-1945 гг. Экономические циклы других стран тоже стали более ровными. Изучение 16 развитых стран, проведенное МВФ, показало, что в течение 1881-1913 гг. ВВП стран на стадии спада сокращался в среднем на 4,3% по сравнению с пиковым показателем. В смутные межвоенные годы разница составляла 8,1%, а после 1950 г. ВВП сокращался только на 2,3%.
   За последние полвека острота циклов деловой активности стала довольно умеренной. В течение последних 20 лет Америка переживала рецессию в общей сложности всего 18 месяцев (если считать, что последний спад закончился в январе этого года). Для экономики этой страны последнее десятилетие было самым стабильным в ее истории. Согласно исследованию экономики 13 стран, проведенному ОЭСР, в 70-е гг. волатильность несколько выросла, но с тех пор она очень резко упала. В 90-х гг. во всех крупных национальных экономиках, включая даже японскую, сила колебаний уступала масштабу циклов 60-х.
   После 1945 г. в континентальной Европе и Японии спады исчезли. После военной разрухи эти страны непрерывно развивались в течение двух десятков лет. В Германии первое послевоенное падение ВВП случилось в 1967 г., а в Японии - в 1974 г. Колебаний было больше в американской экономике, которая переживала частые, но более короткие рецессии.
   У экономистов много теорий, объясняющих мягкий характер сегодняшних циклов.
   Услуги. Одна из популярных теорий основывается на изменении структуры ВВП и занятости. Сначала случился сдвиг от сельского хозяйства в сторону промышленного производства, затем - переход к сектору услуг. Уровень производства в сельском хозяйстве зависит от урожайности, поэтому этот сектор подвержен резким колебаниям. А вот сектор услуг, говорят приверженцы этой теории, имеет более постоянный характер. Если доходы падают, то люди скорее отложат покупку автомобиля, нежели стрижку.
   Оперативное управление объемами запасов. Инвестиции в запасы - это самый маленький компонент ВВП, но они играют важнейшую роль в переломные моменты цикла. В течение последних 50 лет больше половины сокращения ВВП во время спада приходилось на изменения уровня инвестиций в запасы. Сегодня, благодаря информационным технологиям, уровень запасов можно сократить до минимума и сблизить во времени производство и продажи. Это предотвращает накопление нежелательных запасов. Американские производители сократили уровень запасов на треть по сравнению с 70-ми гг.
   Глобализация. Растет объем международной торговли, и она играет роль предохранительного клапана. Когда в Америке бум, она импортирует излишки со всего мира, поскольку это помогает удерживать рост цен, и экономика развивается дальше, не опасаясь "перегрева". А когда там спад, то излишки, наоборот, экспортируются.
   Госаппарат. В отличие от коммерческих фирм, государство во время рецессии не сокращает расходы и число своих служащих и этим помогает стабилизировать экономику. В начале XX в. государственные расходы не превышали 10% ВВП. А сегодня в развитых странах эта цифра в среднем составляет 37%. Более высокий уровень государственных расходов в европейских странах объясняет, почему экономика Старого Света более стабильна, чем американская.
   Автоматические налоговые стабилизаторы. Налоги и пособия по безработице играют еще более важную роль в борьбе с цикличностью. Во время спада падает налог на доходы, возрастает размер пособий по безработице. Это поддерживает общий уровень доходов.
   Фискальная политика. Кейнсианцы говорят, что со времен Великой депрессии правительственные меры по снижению налоговых ставок или увеличению государственных расходов смягчили спады. Но эффективность фискальных мер не назовешь неоспоримой. Налоговые стимулы обычно запаздывают, скорее приходя на помощь завтрашнему буму, нежели помогая предотвратить сегодняшнюю рецессию.
   Монетарная политика. До 30-х гг. во время рецессий денежная масса обычно сжималась (отчасти потому, что существовавший золотой стандарт лишал страны возможности проводить независимую денежную политику). Это породило дефляцию и из-за увеличения долгового бремени еще более усугубило рецессию. Согласно данным МВФ, до Второй мировой войны две пятых всех рецессий сопровождались падением потребительских цен. С тех пор дефляция была замечена только в Японии. Другая крайность - возрастающие темпы инфляции в 70-е гг., которые обостряли волатильность. С 1980 г. более благоразумная монетарная политика помогает стабилизировать производство.
   Банковские реформы. Самые глубокие из рецессий, случившихся до Второй мировой войны, были усилены кризисом в банковской сфере. Введение страхования банковских вкладов, банковского контроля и надзора и более строгая роль центробанков в качестве кредитора последней инстанции помогли предотвратить панику, которая в состоянии превращать рецессию в депрессию.
   Дерегулирование в финансовой сфере. Возросшая в последние годы эффективность финансовых рынков облегчила финансирование расходов для потребителей и фирм. Более доступные кредиты позволяют потребителям тратить в прежнем объеме, даже когда их доходы временно сокращаются.


   Оружие массового раздражения

   Возможность с помощью рычагов макроэкономической политики свести на нет цикличность экономики с годами то недооценивалась, то переоценивалась. Сегодня многие сходятся во мнении, что меры кредитно-денежной и бюджетной политики могут сгладить подъемы и спады, но никогда не приведут к исчезновению экономических циклов.
   В 50-х и 60-х гг. минувшего века эксперты были убеждены, что путем увеличения государственных расходов, гармонизации налоговой системы или снижения процентных ставок можно избежать рецессий и контролировать безработицу. Но как только в 70-х начали увеличиваться темпы инфляции и долги государств непомерно возросли, теория кейнсианской "тонкой настройки" вышла из моды. В 80-х и 90-х гг. усилия властей были сосредоточены преимущественно на подавлении инфляции, а не на стабилизации производства. Правительства оказались от использования активных методов кредитно-денежной и бюджетной политики в пользу следования строгим правилам. Центральные банки получили независимость, и многим из них были заданы четкие целевые параметры инфляции. Тем временем правительства облачились в смирительные рубашки жесткой бюджетной политики. США в 90-х гг. установили критерии, на основании которых регулировался баланс бюджета, а страны зоны евро подписали пакт о финансовой стабильности, жестко ограничивший размеры государственных расходов. Примечательным исключением из этой тенденции стала Япония, для которой минувшее десятилетие было отмечено ростом бюджетных расходов.
   В минувшем году интерес к активной бюджетной политике возродился. Американская администрация утвердила крупнейший за последние 20 лет бюджет развития. В свою очередь в странах зоны евро сейчас идут бурные дебаты о том, следует ли властям придерживаться жестких среднесрочных целевых параметров бюджета или позволить дефициту бюджета увеличиться ввиду начавшейся экономической рецессии.
   Но почему же власти прежде разочаровались в активной бюджетной политике? Первая причина - необоснованное увеличение государственных долгов. Но по окончании десятилетия финансового смирения бюджеты большинства индустриально развитых стран к 2000 г. стали сбалансированными, если не профицитными. Это позволяет властям проводить более гибкую бюджетную политику. Вторая причина разочарования в мерах активной бюджетной политики - широко распространенная убежденность в их неэффективности. Дополнительные бюджетные заимствования, говорили сторонники этой идеи, провоцируют рост долгосрочных процентных ставок и вытесняют частные инвестиции. Кроме того, поскольку госдолг увеличивается, население, предвидя рост налогового бремени в будущем, старается сократить свои расходы в пользу увеличения сбережений, тем самым нивелируя положительный эффект от бюджетного стимулирования экономики. Наблюдается так называемый "паритет Рикардо". Но многие исследования свидетельствуют, что увеличение государственных заимствований на самом деле увеличивает внутренний спрос. Впрочем, последние данные указывают на то, что бюджетная политика сегодня менее эффективна, чем раньше.
   Роберто Перотти, экономист из European University Institute (Флоренция), проанализировал бюджетную политику в пяти государствах (США, Великобритании, Канаде, Германии и Австралии) и дал оценку влиянию, которое дискреционные подходы к изменению фискальной политики оказывают на ВВП, исключив при этом колебания, автоматически возникающие в налогах и расходах на протяжении цикла. Он обнаружил, что влияние бюджетной политики на ВВП в последние 20 лет стало значительно слабее, чем в предыдущие 20 лет. Более того, увеличение государственных расходов оказывает на небольшие по размеру экономики меньшее влияние, чем в США.
   Оценить величину и степень влияния дискреционных методов бюджетной политики - задача не из простых, поэтому не стоит придавать слишком большой вес конкретным значениям этих параметров, рассчитанным Перотти. Но вывод о том, что бюджетная политика стала менее эффективна, заслуживает внимания. Эта тенденция вряд ли связана с изменением кредитно-денежной политики. Перотти обнаружил, что вклад значительного бюджетного дефицита в рост реальных процентных ставок в последние 20 лет уменьшился по сравнению с тем, что было двадцатью годами ранее. Снижение влияния бюджетной политики не связано и с увеличением сбережений населения, которое опасается, что за ростом госдолга последует усиление налогового бремени. В большинстве стран доля сбережений в расходах населения в последние 20 лет сократилась.
   Одним из возможных объяснений обнаруженного Перотти феномена является возросшая степень открытости национальных экономик и повысившаяся мобильность международного капитала. В результате сегодня на потребление импорта направляется большая часть прироста расходов, чем раньше, и эффект от бюджетного стимулирования может компенсироваться ростом валютного курса, поскольку высокая доходность государственных облигаций стимулирует приток капитала. В недавнем обзоре МВФ рассматривается влияние бюджетной политики в период экономических рецессий в 29 странах, начиная с 1970-х гг. Из обзора следует, что в относительно закрытых экономиках (где импорт составляет менее 20% ВВП), таких как США и Япония, бюджетное стимулирование действительно вызывало рост производства в период рецессий, хотя и не столь сильный, как считалось ранее. В открытых экономиках с плавающими валютными курсами бюджетное стимулирование имело меньший эффект.
   Даже там, где бюджетное стимулирование эффективно, применить его своевременно крайне сложно. В некоторых странах, особенно в США, требуется несколько месяцев, чтобы получить политическое одобрение подобных решений. К тому времени, когда бюджет развития будет утвержден, может оказаться, что экономика уже восстановилась без помощи извне. Базовые процентные ставки в случае спада, напротив, могут быть оперативно снижены, а когда неожиданно появятся основания ожидать улучшения ситуация в экономике, так же быстро повышены.
   Таким образом, применения дискреционных мер бюджетной политики в большинстве случаев лучше избегать. Встроенные механизмы стабилизации могут быть более эффективны. Автоматическое снижение ставок налогов и рост пособий по безработице в период рецессии помогают поддержать внутренний спрос. Исследование ОЭСР свидетельствует о том, что в 90-х гг. автоматические механизмы стабилизации ослабили циклические экономические флуктуации в индустриально развитых странах в среднем на четверть. В странах с большой долей госсектора в экономике (таких, как Франция и Дания) они сократили колебания производства более чем наполовину; в Японии и США, где налоговая нагрузка и государственные расходы по отношению к ВВП меньше, эффект от использования автоматических стабилизационных механизмов был более умеренным. Алан Ауэрбах из Калифорнийского университета (Беркли) показал, что автоматические стабилизационные механизмы в США сегодня столь же эффективны, как и в 60-х.


   Потерянное десятилетие Японии

   В последние 10 лет среднегодовые темпы прироста ВВП Японии составляют менее 1%, по сравнению с 4% в предыдущие 10 лет. По оценке ОЭСР резерв производственных мощностей Японии - запас мощности экономики - составляет -3% от ВВП, но эта оценка подразумевает, что потенциальные темпы роста значительно снизились одновременно с падением реальных темпов. Но если предположить, что прирост производительности труда в Японии сохраняется на среднем уровне, зафиксированном в 1980-1992 гг., то производственный люфт составляет ни много ни мало -18% ВВП. Предположив, что истинное значение лежит где-то посередине между этими оценками, можно сделать вывод, что Япония переживает кризис, какого индустриально развитые страны не знали со времен Великой депрессии.
   Японские власти (в отличие от американских времен 30-х гг.) действуют по учебникам Кейнса: госбюджет, исполненный в 1990 г. с профицитом в 2% от ВВП, теперь переживает дефицит в 8% от ВВП. Но экономика страны все еще не пришла в себя. Это ли не явное доказательство того, что силы бюджетной политики слабеют, как указывалось выше? Некоторые экономисты полагают, что бюджетное стимулирование в Японии просто не работает. Госдолг, составляющий 140% от ВВП, неоправданно велик - особенно с учетом стремительного старения населения. Люди понимают, что налоги будут расти, и откладывают все больше денег на будущее, нейтрализуя тем самым стимулирующий эффект.
   Кеннет Каттнер из Федерального резервного банка Нью-Йорка и Адам Позен из Института международной экономики не согласны с таким выводом. Они утверждают, что бюджетное стимулирование в Японии в последнее десятилетие успешно поддерживало внутренний спрос. Без вмешательства правительства японская экономика была бы еще слабее. При этом размеры бюджетного стимулирования были менее значительными, чем принято считать. За бесконечными бюджетами развития, анонсированными властями, стояло не так много средств, как объявлялось. Бюджетный дефицит в Японии был вызван в большей степени не увеличением государственных расходов или снижением налогов, а механическим сокращением поступления налоговых доходов в связи с падением производства.
   Широко обсуждаемые результаты расчетов ОЭСР демонстрируют значительное увеличение структурного бюджетного дефицита Японии в 90-х. Но если, как мы предположили выше, производственный люфт в этой стране оказался гораздо более значительным, то дискреционное бюджетное стимулирование было меньше, чем необходимо. Каттнер и Позен указывают, что с 1997 г. бюджетная политика в Японии провоцирует сокращение производства. Но в более ранний период, отмеченный реальным снижением налоговой нагрузки или ростом государственных доходов, бюджет оказывал стимулирующее влияние на экономику.
   Не будучи по сути неэффективной, бюджетная политика в Японии может быть более действенной, чем в других странах, поскольку японская экономика относительно более закрыта для международной торговли и капитала. В Японии импорт составляет лишь 10% от ВВП (это самый низкий показатель среди стран - членов ОЭСР), а капитал все еще не обрел полной свободы: японцы по-прежнему неохотно помещают свои сбережения за рубеж, где можно получить более высокий доход. Концентрация сбережений позволяет финансировать долги без увеличения процентных ставок.
   Опасное увеличение госдолга Японии вызвало в Токио споры о необходимости сокращения заимствований. Но сейчас делать этого нельзя. Рост налоговой нагрузки замедлит экономический рост, и, следовательно, сбор налоговых доходов сократится, еще сильнее увеличивая дефицит бюджета. Позен утверждает, что сейчас для Японии не поздно и не дорого стимулировать свою экономику за счет увеличения госзаимствований, которые может финансировать Банк Японии, приобретая правительственные облигации.
   Но форма бюджетного стимулирования так же важна, как и его величина. Ранее принятые японские бюджеты развития не были нацелены на достижение максимального макроэкономического эффекта, но зато часто спасали дружественные чиновникам компании. В последнее десятилетие сокращение ставок налогов сделало для стимулирования внутреннего спроса больше, чем увеличение государственных расходов (отчасти потому, что госслужащие отработали вхолостую). Это говорит о том, что сокращение госаппарата, сопровождающееся аналогичным сокращением налоговой нагрузки, могло поддержать экономический рост.
   Президент американского National Bureau of Economic Research Мартин Фельдштейн говорит о возможностях использования целевых налоговых стимулов. Например, правительство может объявить, что сначала ставка налога с продаж на ограниченный период времени будет снижена с 5% до нуля, а затем по мере роста экономики налог будет постепенно повышаться до уровня 10%. Это даст потребителям стимул не откладывать приобретение товаров в долгий ящик, что позволит побороть дефляцию, создавая ожидание роста цен. Потеря налоговых доходов может быть компенсирована за счет сокращения численности госслужащих, а рост налогов в будущем укрепит финансовое положение Японии.
   Некоторые экономисты полагают: не стоит делать ставку на поддержание внутреннего спроса. Вслед за австрийскими экономистами они утверждают, что монетарное и бюджетное стимулирование - наркотик, препятствующий проведению структурных реформ. Настоящая проблема Японии, говорят они, состоит в неспособности правительства реформировать банковскую систему страны. Банки продолжают жить с грузом просроченных кредитов, вместо того чтобы просто списать их. Это поддерживает переизбыток производственных мощностей, поскольку убыточные компании остаются на плаву, а также приводит к сосредоточению финансовых ресурсов в отраслях с низкой рентабельностью, таких как розничная торговля и строительство.
   В своей провокационной работе Роберт Даггер и Анджел Убайд, экономисты американской управляющей компании Tudor Investments, утверждают, что Япония оказалась не в "ловушке ликвидности", а в "структурной ловушке", когда политические и экономические барьеры препятствуют перетоку капитала из низкодоходных секторов экономики в высокодоходные. Симптомы этой болезни - слабый экономический рост и дефляция - те же, что и в случае с "ловушкой ликвидности", но лечить ее следует иными методами.
   При "структурной ловушке" вольности в кредитно-денежной и бюджетной политике могут обострить проблему дефляции и замедлить экономический рост, поскольку несостоятельным, но политически важным компаниям позволено выживать. Госсектор Японии поддерживает неэффективные строительные фирмы за счет субсидий и нулевых процентных ставок. Сохраняя перепроизводство, власти стимулируют дефляцию.
   Даггер и Убайд утверждают, что при столь серьезном, как в Японии, политическом противостоянии перераспределению капитала кредитно-денежная политика должна быть более жесткой, чем в случае если бы правительство реально боролось со структурными перекосами в экономике. Более высокие процентные ставки, говорят они, могут вынудить неприбыльные компании к банкротству, сведут на нет избыточное предложение и высвободят ресурсы и капитал для их более продуктивного использования.
   Но повышение ставок для закрытия неприбыльных компаний является решением, выходящим за рамки компетенции любого центрального банка. Более того, хотя уничтожение избыточного предложения может улучшить показатели отдачи на вложенный капитал и тем самым подстегнуть экономический рост, в краткосрочной перспективе оно способно усугубить дефляцию за счет роста безработицы. Лучше бы правительству разобраться с банковской системой, вынудив банки списать безнадежные долги, что также заставит закрыться неприбыльные компании. А кредитно-денежная и бюджетная политика должна в этом случае смягчать, а не предотвращать негативные последствия такого шага.
   Перекосы в экономике могут снижать эффективность мер кредитно-денежной и бюджетной политики. Для Японии макроэкономическое стимулирование и реформы на уровне микроэкономики - не альтернативные пути: оба эти подхода должны дополнять друг друга.

***
Ваши отзывы и замечания, а также материалы, которые Вы хотели бы опубликовать в данной рассылке, присылайте, пожалуйста, по адресу nwtaro@yahoo.com.
Сайт рассылки расположен по адресу http://scd.centro.ru/rass.htm.
Архив рассылки расположен по адресу http://subscribe.ru/archive/business.globalec.
С уважением, Леонид Ардалионов.